— Отберем честных и крепких на язык матросов, — подхватил сочувственно слушавший его Анциферов. — Чтобы все осталось в тайне. Прочешем судно. От кормы до форштевня. Спустимся в трюмы…
— Называйте людей. — Иван Кузьмич придвинул к себе блокнот. — Кого вы предлагаете?
— Пишите, — диктовал Корней Савельич, — Быков, Матвеичев, Паша, засольщик…
В дверь постучали.
— Нельзя! — крикнул Иван Кузьмич. — Занят!
Фатьяныч вошел без разрешения.
Иван Кузьмич знал, что делал, когда приказал Анциферову никому не говорить о краже. Не знал он другого. Пока старший штурман докладывал ему о хищении аварийного запаса, потрясенный гнусным преступлением боцман не выдержал, поделился с кем-то из матросов. Весть о краже быстро разнеслась по траулеру. Страсти накалялись. Фатьяныч не стал спорить с возбужденными матросами и ворвался к капитану.
Слушая взволнованного тралмейстера, Иван Кузьмич машинально перечеркнул карандашом ненужный больше список надежных и крепких на язык матросов и, уже не советуясь ни с кем, принял новое решение.
Спустя полчаса Кочемасов с десятком матросов спустился в машинное отделение. Остальные с Анциферовым и Корнеем Савельичем поднялись на полубак. Серыми тенями двигались они в густом тумане, внимательно осматривая бухты троса, бочки, ящик, где хранились якорные цепи.
Поиски на полубаке ничего не дали. Корней Савельич и Анциферов разбили своих людей на две группы. Одна отправилась с Анциферовым обыскивать каюты. Вторая с Корнеем Савельичем — осматривать палубу.
Матросы внимательно проверяли привязанные к бортам по-походному замерзшие тралы, обшарили узкое пространство между планширем и паропроводными трубами, идущими по борту в жилые помещения под полубаком. Фатьяныч с помощниками занялся осмотром лебедки и барабана с ваерами…
Пропажу обнаружили неожиданно просто. В подпоротом с угла тюфяке Малыша лежали завернутые в старую газету сухари, две банки сгущенного молока и большой кусок корейки.
Немедленно вызвали в каюту капитана и помполита. Привели Малыша. Он стоял у дверей, уставясь в пол остекленевшими глазами, и упорно бормотал:
— Не знаю ничего… Ничего не знаю.
— Вспомнишь, — угрюмо пообещал Анциферов. — Вспомнишь, когда станешь перед командой. Заговоришь.
— Пройдемте в салон, — сказал капитан.
Еле сдерживая желание ударить по искаженному лицу с трясущейся нижней губой, он первым вышел из каюты.
Иван Кузьмич толчком раскрыл дверь. Стоявший в салоне гул сразу прекратился. Матросы потеснились, пропуская капитана и старшего помощника. Между ними старчески шаркал не по росту большими сапогами Малыш.