– А дядя Коля тоже тут служил? – неожиданно спросил Евсеев.
– Что? А… Это был мой наставник по молодости. Нет, он здесь не служил. Но всю Москву знал, да что Москву – весь Союз! Театры, военные крейсеры, полигоны – везде у него были друзья…
Рогожкин устало махнул рукой.
– Что говорить… Нет уже его… Лет семь как.
– Мне очень жаль, – как можно искренней произнес Евсеев, чувствуя, как учащенно бьется сердце. – А вы в каком году выпускались?
Начштаба взялся за штык, постукивая толстой рукояткой об стол.
– В семьдесят первом. Только заболел желтухой, потом долго лечился – больницы, санатории… Комиссовать хотели, министру писал… На полигон прибыл через год, в семьдесят втором…
Красная лампочка тревоги вновь замигала.
– Я слышал, как раз тогда здесь погиб кто-то из молодых офицеров…
– Твоего земляка убило, – пьющий медведь посмотрел ему в глаза. – Москвича. Дроздов фамилия.
Мамедов явно пересказал Рогожкину, чем интересуется «проверяющий из Москвы», и начштаба подготовился к разговору. Иначе он бы не вспомнил фамилию.
– Дроздов?
– Дроздов.
«Тот самый, – сообразил Евсеев. – Угрюмый взгляд, надбровные дуги и все такое… Это не угрюмость – печать обреченности…»
– Что с ним случилось?
– Током шибануло…
Начштаба скатал еще один шарик из хлебного мякиша, положил на край стола. Ротвейлер, который, казалось, дремал в своем углу, поднялся, как по команде, подошел к столу и смахнул языком угощение.
– В штабе проводили капремонт, заодно решили подновить статую Ленина у входа. Стройбатовцы не хотели работать на высоте – не их профиль, видите ли… Вот своих и привлекали. На общественных, так сказать, началах… А тут, как назло, провод оборвался и закоротил на памятник… А этот твой Дроздов как раз наверху был, красил, что ли… Ну его и шибануло! Да еще вдобавок упал с высоты – там метров семь-восемь. Так в себя и не пришел, бедолага… Давай, Мамедов, наливай!
Евсеев помолчал, переваривая. Прямо не статуя, а Молох какой-то. И отметина на макушке. Роковая метка, зловещий знак…
– Я хочу посмотреть уголовное дело по факту смерти Дроздова, – сказал Евсеев. – Это можно организовать?
Рогожкин пожал плечами.
– Все можно. Я позвоню прокурору округа. Только зачем тебе тащиться в Оренбург? У нас должна быть копия в особом отделе. Копия устроит?
– Устроит.
– Ну, тогда… Мамедов утром все покажет.
Начштаба снова отхватил кусок колбасы и выпил, никого не дожидаясь.
– А как остальные? – спросил Евсеев. – Из выпуска семьдесят второго?
– Двое перевелись на Домбровский полигон в семьдесят шестом. Катранов и Мигунов. Тогда еще приоритеты только начали изменяться: финансирование уменьшилось, штаты сократили, дефицит исчез… Эти ребятки четко все поняли, просчитали последствия и выводы сделали сразу. А Семаго дослужился у нас до майора, перевелся в семьдесят девятом. В Плесецк, кажется.