– Мадемуазель Сержан? Если вы полагаете, что она узнает, значит, питаете иллюзии, будто представляете для неё какой-то интерес.
Она улыбается почти доверительно и просит принести «Роман бедного молодого человека», ей так хочется его прочитать! Завтра же она получит своего романтичного Фелье; это одинокое создание вызывает у меня жалость. Я возведу её в ранг союзницы, но как положиться на такую вялую запуганную женщину?
Ко мне тихонько подходит Люс Лантене, сестра главной любимицы начальства, довольная и смущённая представившейся возможностью побеседовать со мной.
– Привет, мартышка! Отвечай: «Здравствуйте, ваша светлость!» Ну-ка давай! Хорошо выспалась?
Я резким движением глажу ей волосы; Люс, судя по всему, это приятно, она улыбается мне зелёными глазами, совсем как у моей прелестной кошки Фаншетты.
– Да, ваша светлость, выспалась.
– А где ты спишь?
– Наверху.
– С сестрой, конечно?
– Нет, она спит в комнате мадемуазель Сержан.
– Там есть вторая кровать? Ты её видела?
– Нет… да… вернее, это тахта. Кажется, Эме говорила, что она раскладывается.
– Она сама говорила? Да ты идиотка! Безмозглая тварь! Слова даже такого нет! Зловонная куча! Отребье!
Люс в страхе убегает, потому что я не только ругаюсь, но и луплю её ремнём (да нет, не слишком сильно!). Когда она уже на лестнице, я бросаю ей вдогонку самое ужасное оскорбление:
– Чёртово отродье! Под стать сестрице! Раскладная тахта! Да я готова стену по кирпичику разобрать! Надо же, она ни о чём не догадывается! Впрочем, Люс сама кажется довольно порочной – глаза у неё как у русалки. Я не успеваю перевести дух, когда подходит дылда Анаис и интересуется, что со мной стряслось.
– Ничего, просто поколотила малышку Люс, надо же ей немного размяться.
– Тут что-нибудь случилось?
– Нет, никто ещё не спускался. Поиграем в шары?
– Во что? Но у меня нет девяти шаров.[7]
– Я прихватила те, что выиграла у тебя. Давай устроим погоню.
Погоня получается очень резвая, шары с шумом сталкиваются. Я долго целюсь, прежде чем пустить довольно рискованный шар. Но Анаис вдруг говорит: «Глянь-ка!»
Во дворе появляется Рабастан. На удивление рано. Впрочем, прекраснейший Антонен уже прифрантился и весь сияет – пожалуй, даже чересчур. При виде меня его лицо озаряется, и он прямиком направляется к нам.
– О мадемуазель Клодина, воодушевление, с каким вы играете, придаёт вашему облику новые краски.
До чего смешон этот увалень! Однако, чтобы позлить дылду Анаис, я гляжу на него ласково, приосаниваюсь и хлопаю ресницами.
– Сударь, что привело вас к нам в такую рань? Учительницы ещё у себя.