– Да, ведь это еще при вас произошло… К счастью, мама оказалась дома, когда нас принесли, она была у себя в гостиной и…
Перед глазами Жуаниты встала та комната в тусклом свете зимнего дня, мешавшемся со светом ламп и пламени в камине. Джейн в объятиях Кента, его темноволосая голова, склоненная над нею…
– Продолжайте, – сказала она с усилием. Лицо у нее побелело, как мел.
– Отец был много дней без сознания и все твердил в бреду: «Осторожнее, Викс! Слышите, звонок!» – это, должно быть, были его последние слова шоферу перед катастрофой. Бедняга Викс был убит, машину совсем разнесло. Только мне повезло, – я вылетел при первом же толчке и остался жив.
– На следующее утро – или ночью, не помню, – я спросил о вас, и Кент сказал, что вы первая принесли матери это известие о нас. Я не знаю до сих пор, – заключил Билли, – когда именно вы убежали.
– Я уехала с поездом 4/40 в город, позвонила в деревню, чтобы прислали извозчика, и он отвез меня и чемодан на станцию. В доме все были заняты несчастьем – и никто не заметил моего отъезда.
– Да, я узнал о нем от Жюстины только спустя несколько дней… и, Боже!..
Голос у Билли оборвался.
– Боже, как это было ужасно!.. Да, я говорил об отце… Первые дни думали, что он умрет, но он не умер. Он перенес страшное потрясение и теперь у него что-то вроде легкого паралича… Но он уже может сидеть в кресле, читать газеты, – и иной раз даже приходят к нему из конторы, – и он где-то час толкует о делах.
– Так ваши не уехали в Испанию?
– О, нет! Его нельзя даже из комнаты в комнату перевозить, так он слаб. Мама все это время не отходила от него ни на шаг – она была изумительна! Не много найдется жен, которые способны были бы сделать столько, сколько она. Она очень предана отцу. Его перевели вниз, все в доме перевернули вверх дном. У него две сиделки… А Кент…
Она тупо смотрела на тарелку с пирожными, не слыша, что Билли спрашивает, какое ей положить.
– Да, вот это, с шоколадом. Спасибо!
– Кент, – продолжал Билли, – недели две носился, как угорелый, разыскивая вас повсюду.
– А… где же он теперь?
– Не знаю. Он ушел от отца и в «Солнце» больше не работает.
– Но почему же? Вам неизвестно?
– Нет. Он вообще непоседа. Рожден бродягой. Он мне говорил, что оставался только, пока разыскивает кого-то, кто, насколько я понял, должен продать свой участок для здания «Солнца». А так как он нашел этого субъекта, то его услуги больше не нужны. Потом я слышал, что он был некоторое время здесь, в городе, и ездил в Лос-Анджелес, и потом в окрестности Монтерей…
– Монтерей?! Зачем?!