– Мсье Виктуар, я боюсь, как бы ваша игра от этого не пострадала. Легко сказать, вы мне навязываете роль Далилы, между тем как я, право же, в этом неповинна.
– Разрешите вам помочь, – сказал Жан, подходя и беря в руки ящик для папирос. – Когда вы говорите по-французски, – продолжал он, – я узнаю мой родной язык. Все здесь, кроме вас, говорят с ужасным придыханием.
– Я провела два года в монастыре под Парижем. Ящик открылся, и несколько папирос выпало на пол. Жан стал их собирать. В то время как он был занят этим, Ирэн обратила внимание на его тонкие красивые руки. Она заметила также его новый, совсем свежий костюм и ботинки с незапятнанными подошвами. Все эти ничтожные мелочи, как новое платье и перемена прически, как будто придавали ему значительность. Он больше не был бедным артистом – существом, которого слушают, а затем сразу забывают. Он встал.
– А, вы жили во Франции, графиня? Что за страна!
Он улыбнулся и стал тихо насвистывать мелодию из «Миньон».
– Я все время думаю, – заговорил он опять, – о том моменте, когда я дам мой первый концерт в Париже.
Ирэн села в одно из больших кресел. Он уселся близ нее верхом на старинный итальянский камышовый стул, обхватив руками его спинку черного дерева.
– Вы учились в Париже, не правда ли? – спросила она.
Его лицо омрачилось.
– Я голодал в Париже, – сказал он резко. Он выпустил спинку стула из своих рук и стал с жаром рассказывать об испытаниях своей юности. Это повествование было очень приукрашено разными эффектами. Жан постарался сделать сюжет интересным. Артисту так трудно быть прозаически правдивым. Вдруг он остановился и, рассмеявшись, сказал:
– К чему надоедать вам своими рассказами? Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Если бы вы знали, как я ждал сегодняшнего дня!
– Вы, видимо, любите, мсье Виктуар, ставить своих собеседников в неловкое положение?
– Я рад хоть таким путем нарушить вашу невозмутимость, спокойствие…
В этот момент раздался телефонный звонок.
– Простите, – сказала Ирэн, беря трубку. Жан смотрел на ее лицо, пока она слушала. До сих пор он еще не видел ее без шляпы и теперь разглядел ее прекрасные волосы. Они были высоко зачесаны над лбом, а когда она наклоняла голову, чтобы говорить в трубку, он видел на затылке крошечный мягкий локон, закрутившийся тугим колечком.
Он чувствовал интерес к Ирэн еще до того, как узнал ее ближе. А сейчас он испытывал острое желание сломать ледяной барьер очаровательной невозмутимости, окружавший ее, как ему казалось. Ее безмятежность подстрекала его. Ему хотелось проникнуть за ее порог, смести ее. Был ли он влюблен в Ирэн? Он не знал этого. Он только знал, что она для него привлекательна, и пламенно желал, чтобы она чувствовала к нему то же самое. Это нисколько не было похоже на чувство, которое будила в нем Аннет: он испытывал к Ирэн чувство интимной дружбы, радостное и веселое.