Конечно, Елизавета Васильевна согласна, в их рассуждениях много справедливого, но кто же им позволит осуществлять свои идеи? Смешно! Как они не понимают, на что замахиваются? Разве такое сломишь?
Елизавета Васильевна хоть и боялась за Надю, но характер ее хорошо знала — запрещать ничего нельзя. Бесполезно.
«Может, в тех революционных кружках, — рассуждала про себя Елизавета Васильевна, — и встретит Надя свою судьбу. Вон там сколько мужчин. Образованных. Из хороших семей. Пусть ходит. Встретит, поженятся, дети пойдут — не до революции будет. Надя любит детей. Она одним ребенком не обойдется…
Неужели нет? Неужели в этой дурацкой революционной борьбе одиноко пройдет вся Надина жизнь?!«
Кто знает о ночных материнских мыслях? Можно только догадываться.
Петербургские февральские морозы бывают окрашены малиновым солнцем, поворачивающимся на весну.
Надвигалась Масленица. Все эти прелести природы и жизни мало интересовали Надежду Крупскую. Она работала в вечерней школе и штудировала марксизм. Среди книг и брошюр — Надежда их буквально проглатывала — попалась тетрадка. Готова была отложить в сторону, заранее зная: это марксист Герман Красин обсуждает вопрос о рынке, ставя его в тесную связь с марксизмом.
(Сегодня в России, спустя сто лет, всяк живой тоже обсуждает вопрос о рынке, пытаясь ставить его вне связи с марксизмом. Когда же мы, господи, найдем решение? — Л.В.)
Машинально открыла тетрадку и заметила, что все поля испещрены пометками. Почерк четкий. Вчиталась.
Крупскую поразили необычность, смелость, категорически уверенный тон и язвительность читателя, писавшего на полях. «Кто это?» — подумала она.
Среди знакомых марксистов не было ни одного, способного так глобально мыслить. Классон? Непохоже.
В тот же день, идя на занятия в рабочую школу, Крупская встретила Классона на улице. Случайно. Он спросил, придут ли они сегодня с ее подругой, Зиной Невзоровой, к нему «на блины». Под предлогом Масленицы кружок Классона устраивал марксистский диспут. Сказала, что не знает, спросит подругу Зину Невзорову, придет ли она. Идти не хотелось. Она уже изжила этот кружок, а зря тратить время — не в ее характере.
Классон уговаривал: будет интересно, «придет один приезжий волжанин, очень странный тип. Разделал под орех Германа Красина с его взглядами».
«Не тот ли?» — подумала она, мгновенно вспомнив пометки на полях тетрадки Красина. И они с Зинаидой пришли «на блины».
«Собралось много народу, — вспоминала Крупская, — речь шла о революционных путях. Как идти? Кто-то сказал, что очень важна работа в комитете грамотности. И тут раздался сухой, злой смех „приезжего волжанина“».