Тирбах сидел за столом и перебирал какие-то бумаги. При моем появлении он медленно поднял голову и дружелюбно предложил:
— Садитесь, Кларк. Вы завтракали?
— Откровенно говоря, не успел.
Он сделал знак секретарше, и нам принесли сандвичи, кофе…
— Очень признателен вам за статьи, — начал Дуономус. — Для меня это весомая поддержка.
Вопреки моим ожиданиям говорил он сдержанно и своим тоном сразу же установил в наших отношениях некоторую дистанцию.
— Мне понравился ваш тезис относительно реципиента и донора. Удивляюсь, что кто-то этого не понимает.
Я молчал, не зная, как вести себя с Дуономусом.
— Сегодня я хотел бы еще раз воспользоваться вашей помощью, — продолжал Тирбах. — Мы отправимся в банк. До меня дошли сведения, что там за время моего отсутствия немного запустили дела. Я хочу появиться в банке неожиданно. Ну а свое журналистское дело вы знаете…
— Очень признателен вам за доверие.
Он заметил мою нерешительность в разговоре с ним и сказал:
— Я думаю, дорогой Кларк, нам с вами лучше без формальностей. Зовите меня просто Эдвард.
Я согласно кивнул.
Внимательно посмотрев на меня, он задумчиво произнес:
— Похоже, дорогой Кларк, что вы неискренни со мной, мой вид чем-то смущает вас. Из всех людей вы имеете самое близкое отношение к моей операции («Какую операцию он имеет в виду: деловую или хирургическую?») К тому же вы доверенное лицо не только моего сына Рудольфа, но и мое. Вы были в курсе всех моих дел и намерений. Ведь от вас зависело, чьим мозгом я воспользуюсь…
Похоже было, что эти слова сказал Боб. Однако вопреки всякой логике в его речь вплелись фразы о сыне Рудольфе. Что это: плохая игра Боба? Или в этом Дуономусе действительно все перепуталось?
— Мне нравится, что вы защищаете мои законные интересы, да, да, законные… И я надеюсь с вашей помощью разрешить некоторые затруднения. — Тирбах поморщился, приложил руку к груди. — Сердце беспокоит…
Он вынул из кармана серебряную коробочку, достал таблетку и положил под язык. Некоторое время молчал, словно проверяя что-то с помощью внутреннего локатора, потом сказал:
— Знаете, Кларк, иногда я уже сожалею об этой пересадке. У меня очень много денег. Но хорошим здоровьем не могу похвалиться. Организм слишком стар. Поневоле начинаешь думать, что лучше бы мне остаться… там, — и показал рукой вверх.
Что это: запоздалое раскаяние Боба, признание медицинской операции ошибкой?
Он дышал очень тяжело, и время от времени словно прислушивался к тому, что происходило у него внутри…
— При ваших-то капиталах можно заменить и другие органы, — проговорил я и запнулся.