Стараясь скрыть самодовольную усмешку, вызванную потрясением Порции, он вернулся к своему занятию: продолжал целовать ее шею, в то время как руки его трудились, расстегивая тяжелое шерстяное платье.
Как ни странно, он не почувствовал смятения, какое должен был бы почувствовать, осознав, что поклялся женщине в неувядающей бессмертной любви. Ведь это было равноценно предложению вступить в брак. А на это ни один джентльмен не пойдет с легкостью.
Но, ощутив вкус ее атласной кожи, Фредерик почувствовал полное удовлетворение.
И произошло это, неохотно признался он самому себе, оттого что он давно уже в своем сердце принял правду о собственных чувствах к ней.
– Фредерик!.. – выдохнула Порция, впиваясь пальцами в его плечи, в то время как он пробовал на вкус нежную, бурно бьющуюся жилку у нее на шее.
– Гм…
– Что вы сказали?
Фредерик сорвал с нее тяжелое шерстяное платье, под которым обнаружил изящную кружевную сорочку. Он с улыбкой обвел пальцем прелестную розочку, вышитую на корсаже. Ну как можно было не обожать Порцию?
Такая строгая и властная на вид, на поверку она оказалась нежной и женственной.
Восхитительное сочетание, которое смогло очаровать его навсегда.
– Думаю, вы меня слышали, – сказал он, ловко распутывая атласные ленты и обнажая ее прекрасные груди.
– Но… – Порция с шумом вдохнула воздух, когда прикосновения Фредерика превратили ее сосок в твердый бутон. – Фредерик, остановитесь! Когда вы прикасаетесь ко мне, я не могу ясно мыслить.
– Ясно мыслить мы будем позже, – выдохнул он, проводя руками по ее шелковистой коже. – Много, много позже.
Она издала горловой звук, когда его пальцы принялись играть ее локонами.
– Да, возможно, вы правы, – хрипло ответила она.
– Вам предстоит узнать, детка, что я всегда прав, – поддразнил он. Из его уст вырвался стон, когда Порция принялась неуклюже срывать с него галстук и сражаться с пуговицами сюртука.
Он не лгал, когда приглашал Порцию в свои комнаты, уверяя, что хочет только поговорить. В тот момент он думал лишь о том, что расскажет ей о своем открытии.
Но, увидев ее стоящей здесь и яростно утверждающей, что он вполне способен быть дворянином и лордом, его охватила жажда доказать, как много она значит для него, как он нуждается в ней, как желает, чтобы она оставалась в его жизни, какой бы эта жизнь ни была.
Объединив свои усилия, они сумели освободить Фредерика от одежды, и их движения становились все более поспешными, а его рот, наконец, добрался до ее губ и завладел ими.
Его беспокойные мысли потонули неизвестно где, когда соприкоснулась обнаженная кожа их тел. Волна страсти, жара и безграничного наслаждения обдала Фредерика, когда его дрожащая рука нашла заветное место.