Он остановился, чтоб окинуть льстивым взглядом сначала госпожу Дакс, потом господина Дакса, и закончил:
– У нее есть от кого унаследовать. Умиротворенные и принимая эту фразу каждый на свой счет, муж и жена более или менее успокоились.
Съели мороженое с вишнями, персики и громадные груши дюшес, которые в это самое утро прибыли из Италии, – подарок миланского компаньона. Лионская буржуазия умеет хорошо поесть. И обед кончился.
Пить кофе отправились в гостиную. Госпожа Дакс шла впереди, опираясь на предупредительно предложенную ей руку будущего зятя; за ним шел господин Дакс, положив руку на плечо Бернара; позади всех шла барышня Дакс.
– Алиса, сыграй что-нибудь, – распорядилась госпожа Дакс.
Алиса послушно села за рояль.
– Сигару, папаша Дакс, – предложил доктор. – Мы покурим в соседней комнате, под звуки какой-нибудь песенки.
Госпожа Дакс не терпела табачного дыма в гостиной.
Таким образом они разбились на две группы; они разбивались на две группы всякий вечер: женщины со своим роялем или рукоделием – здесь; мужчины с сигарой и коньяком – там, – совсем по-турецки: гаремлик и селямлик.[9] Так коротали вечера – по-мусульмански, если можно так выразиться, – часов до одиннадцати и позже. И только незадолго до прощания обе группы соединялись, чтоб поболтать, а потом церемонно проститься.
– Мадемуазель Алиса, – крикнул жених, закрывая дверь, – я весь превратился в слух. Что-нибудь веселенькое, хорошо?
Барышня Дакс стала перебирать ноты на этажерке. Там было не слишком много веселых пьес. Больше всего было романсов, арий из опер, отдельных избранных отрывков, медленных вальсов, – сентиментальной музыки. Классической музыки не было вовсе: семейство Дакс не любило классической музыки, и сама барышня Дакс предпочитала удобопонятные мелодии, «арии».
…Что-нибудь веселое? Барышня Дакс колебалась между галопом из «Миньоны»[10] и вальсом, так называемым «valse brillante»,[11] чье заглавие терялось среди завитков и росчерков: «Некогда или вечно». Но внезапно она остановила свой выбор на фантазии из «Мушкетеров в монастыре»,[12] которую она как раз разучивала в течение последней недели. Раздались звуки рояля.
Она недурно играла, барышня Дакс: приятный удар, осмысленная игра. Нет еще чувства, но нечто такое, что может стать чем-то когда-нибудь.
И полились арпеджио…
Рояль замолк. Во внезапно наступившей тишине барышня Дакс услышала через дверь голос своего жениха, громко и убежденно оканчивавшего фразу:
– Поймите, папаша, врач может менять место своего приема в районе полутора километров. Таким образом можно потерять только мнимых больных, а у меня на улице Президента Карно их нет, вернее сказать, их недостаточно много.