Она опаздывала. Людовика известили, что карета Марии застряла в грязи и ее вытаскивали упряжкой из тридцати лошадей. На грязь, где должна была остановиться карета, укладывали дорогие ковры. Людовик ждал появления супруги. Появилась карета, а вот и Мария. Он с жадностью рассматривал каждую деталь ее внешности, пока девушка выходила из кареты.
Мария была в том же платье, в каком она шла к алтарю. Ей шел зеленый цвет и серебро. Поверх платья она надела плащ красного бархата, а ее широкую шляпу украшали павлиньи перья.
Дождь кончился, и даже ветер перестал дуть. Играли трубы, гремели фанфары и барабаны. Все, кто пришел посмотреть на историческую встречу, широко улыбались, и Людовик, глядя на свою жену, почувствовал волнение. Мария конечно же не была калекой и не была уродлива. На ее лицо спадали павлиньи перья, и Людовик решил, что она прекрасна. Юноша, которого до этого момента женщины не интересовали, почувствовал, как им овладевает возбуждение и великая радость. Он был королем, и он будет мужем.
Мария собиралась стать на колени, но Людовик не позволил ей. Он подхватил ее и обвил руками.
В то мгновение, когда они стояли и улыбались друг другу, в Людовике проснулась мужественность, он думал, что Мария – самая прекрасная женщина, которая когда-либо встречалась ему.
Мария же могла с уверенностью сказать, что никогда раньше не видела такого прекрасного молодого человека. И когда он, величайший правитель в мире, ласково улыбался ей, как сейчас, приветствуя в своей стране, довольный тем, что будет разделять трон с ней, унижаемой нищенкой, Мария была на седьмом небе от счастья, о котором не смела мечтать.
Повторная церемония бракосочетания состоялась на следующий день в часовне при дворце Фонтенбло и была намного торжественней, чем первая. Великолепные вельможи и прекрасные дамы, чьи наряды мерцали драгоценными камнями, пышно украшенная часовня, и всюду блистание золотых лилий.
Процессию возглавлял Людовик.
Его красота вызывала всеобщее восхищение у всех, кто видел юного короля. Его грациозность: манеры, напоминающие о великом прадеде, были так величественны – трудно было поверить в то, что мальчику всего пятнадцать с половиной лет.
За королем следовала королева. Герцог де Бурбон шел по одну сторону от нее, герцог Орлеанский по другую, а принцесса де Конти, вдова графа де Бурбона и мадемуазель де Шароле несли шлейф красного бархата, отороченного мехом горностая.
Принцесс оскорбляла эта обязанность. Нести шлейф дочери польского короля, нищей изгнанницы, лишь волею случая оказавшейся любимицей фортуны.