А что касается прибытия в часть, то до сих пор удивляюсь, как нам удавалось разыскивать в той обстановке своих. Ну, когда тебе дают точку на карте — это понятно. Но вот из госпиталя, да еще найти ШБ, который может был передан в другую армию, не говоря уже о том, что вышел из состава той дивизии, с которой воевал, когда я его покидал по ранению? Топографические карты, как правило, оставались с нами и в госпитале, но за время лечения батальон, как и в данном случае, давно уже ушел за пределы листов карты.
Оставалось надеяться на офицеров дорожно-комендантских участков (ДКУ), организующих регулирование передвижения войск по крупным дорогам. Они были проинформированы и о дислокации некоторых воинских частей. Да еще мы надеялись на указки, устанавливаемые на перекрестках и развилках дорог. Указки эти, фанерные или из дощечек, элементарно просто показывали, в каком направлении проследовала, скажем, "Полевая почта № 07380" или просто "Хозяйство Осипова" (так обозначали наш ШБ). Кстати, аббревиатуру "8 ОШБ 1 БФ" некоторые армейские остроумцы расшифровывали не как "Восьмой Отдельный штрафной батальон Первого Белорусского фронта", а как "Восьмая Образцовая Школа Баянистов Первой Белорусской Филармонии". Лихо!
Попутными машинами, не очень-то охотно бравшими пассажиров, с пересадками, медленнее, чем нам хотелось, мы все-таки постепенно двигались к линии фронта. Мы — это трое из нашего батальона, я и два теперь уже бывших штрафника, правда, еще без офицерских погон, решивших передвигаться вместе. Добравшись часам к трем дня до какого-то городка с большой церковью (вернее, костелом), мы решили остановиться где-нибудь пообедать.
Зашли, как нам показалось, в далеко не бедный дом и попросили хозяина чем-нибудь нас накормить, имея в виду, что свой сухой паек, полученный в госпитале, мы присовокупим к тому, чем попотчует нас хозяин. Но напрасны были наши надежды…
"Ниц нема! Вшистко герман забрав" ("Нет ничего! Все герман забрал") вот такой стандартный ответ здесь, а потом и почти везде в Польше звучал при любой просьбе. Но позже мы убедились, что если поляку предложить что-нибудь стоящее на обмен или деньги, то вовсе не "вшистко герман забрав". Тогда находилось и сало, и «гуска», и «бимбер».
"Бимбер" — это польский самогон, настоянный на карбиде кальция. Дрянь первостатейная, этот самогон. А карбид, наверное, не столько перебивал стойкий сивушный «аромат» своим специфическим запахом, сколько употреблялся для того, чтобы обжигающим эффектом заменять недостающие градусы. Желудки у нас тогда еще были «огнеупорными», но головная боль потом мучила ужасно.