Я поднял бак и зашагал по звериной тропе, шедшей между стеной и лесом. Через семь-восемь метров стена закончилась, и я, отступив на несколько шагов в лес, стал ждать рассвета – не снимая рюкзака, присел на бак и положил винтовку на колени.
Спустя какое-то время я начал различать над деревьями полоску бледного света. Запели птицы. Еще десять минут, и свет пробился сквозь покров листвы. Пора было ставить мину.
Я медленно зашагал к воротам и метрах в двух от них опустил на землю рюкзак с баком.
Мне не потребовалось много времени, чтобы отыскать дерево, высота и расположение ветвей которого позволяли пристроить на нем взрывное устройство. Я вытащил из верхнего кармана рюкзака нейлоновый буксирный трос, привязал один его конец к ручке бака и, зажав другой в зубах, полез на дерево.
Оказавшись выше стены, я увидел дом и чащу леса впереди и справа от меня. Где-то там и нужно будет оборудовать огневую позицию. До деревьев было метров триста, с такого расстояния оптический прицел позволит мне без хлопот отыскать бак.
Я обдумывал, как его закрепить, когда вдруг услышал, что на подъездной дорожке заурчал двигатель автомобиля, и обернулся на шум. Света ни в одной из машин не было.
Надо действовать. Возможно, другого случая не представится.
Разжав зубы, я выпустил конец троса, быстро спустился на землю, схватил винтовку и побежал к концу стены, лихорадочно нащупывая в кармане заготовленные патроны.
Я опустился на правое колено, поднял винтовку и вгляделся в прицел. Какой-то старикан двигался в смутном утреннем свете, во рту у него тлела сигарета. Одетый в резиновые шлепанцы, шорты и рубашку-поло, он замшевой тряпицей стирал с «лексуса» капли ночного дождя.
Я присел на правую ногу, упер левый локоть в левое же колено, твердо вдавил приклад в плечо. И представил себе, как моя мишень выходит из дома и направляется к «лексусу».
Старикан, переходя вдоль машины, добросовестно протирал ее замшей. Затем створки здоровенной парадной двери распахнулись – я целился прямо в какого-то человека, словно нарочно подсвеченного сзади люстрой. Перекрестье прицела приходилось точно в грудь белой, при черном галстуке, рубашки с короткими рукавами. Это был один из телохранителей, не то Росс, не то Роберт – я не знал, как именно звали того, который ходил за питьем у шлюзов. Он стоял в дверном проеме, наблюдал, как подвигаются дела у старикана, и разговаривал по сотовому.
Сердце мое буйно заколотилось, однако годы выучки взяли свое: я задержал дыхание, и частота пульса начала уменьшаться.
Телохранитель ушел в дом, но дверь оставил открытой. Я ждал, чувствуя, как на шее у меня пульсирует жилка.