За все это время не было сказано ни единого слова. Ни единый мускул не шевельнулся на наших лицах в лучах любопытной луны, безликое присутствие которой символизирует величие Аравии.
Мы спускаемся в деревню, где Мараг собирается заключить для меня еще одну сделку. Я торчу как сукин сын. Сфинкс напоминает огромного старого кота, обожравшегося верблюдами и «фиатами».
— Мой юный друг оказался вдали от своего бедуинского дома, — произносит, оглядываясь на меня, Мараг, вероятно ощущая необходимость объясниться. — Я его устроил на это место. Он мне приходится родственником. Я тоже в юности ушел из деревни. И его родственник устроил меня на работу.
Он идет спиной вперед, целиком развернувшись лицом ко мне.
— Но думаю, он здесь не надолго. Они вернутся в пустыню, когда ей надо будет рожать. А когда он придет обратно, я найду ему другое место. Хорошо ведь иметь своего человека рядом с пирамидой.
Я никак не могу понять, чего он от меня хочет. Может, следует ему объяснить, что я не являюсь состоятельным путешественником? Что мне потребуются годы, если не десятилетия, чтобы накопить необходимую сумму на следующий приезд сюда? Что ему лучше приберечь свое красноречие для кого-нибудь другого?
Он объясняет, что мне нельзя идти с ним торговаться и я должен подождать у него дома. Я иду за ним по проложенным в песчанике тропам, пока они не становятся шире, ровнее и не превращаются в крохотные улочки, петляющие в лабиринте кирпичных строений. Они настолько узки, что полностью непригодны для проезда транспорта и запружены лишь полночными гуляками, детьми и козами. Приятели Марага, сидящие на корточках у стен, скалятся и подмигивают ему, видя, как он тащит за собой на буксире большого здорового американца.
В пятне света перед одним из дверных проемов горстка детей играет глиняными шариками. Один из мальчуганов вскакивает и бежит за нами. На вид ему лет семь, а это означает, что ему не меньше одиннадцати, с поправкой на протеиновое голодание. Мараг делает вид, что не замечает его, а потом резко оборачивается, словно пытаясь его отогнать. Пацан со смехом отскакивает в сторону, и Мараг хватает его за руку.
— Это мистер Сами, — хрипло сообщает он. — Мой старший сын. Сами, поздоровайся с моим другом мистером Дебри.
— Добрый вечер, мистер Дебри, — говорит мальчик. — Правда, хорошая погода? — Рукопожатие у него такое же легкое, как и у отца.
Мы пересекаем общий двор, зажатый между четырьмя мазанками, и входим в дом Марага. С потолка свисает одна-единственная лампочка, разгоняющая тьму. Помещение не многим больше, чем усыпальница охранника. Внутри находятся два больших сундука, ковер, плетеный коврик, кровать и две полки. Столы, шкафы и стулья отсутствуют. Комнату украшают настенный ковер с приколотыми к нему детскими рисунками и большой букет сахарного тростника, перевязанный красной ленточкой, в углу.