Непонимающие взгляды, которыми окружающие встречали мои вопросы, тоже меня не обескураживали, так как и я сам узнал о пропавшем докторе всего несколько недель назад, когда летел сюда из Орегона. Вместо того чтобы самолетом добраться до Сан-Франциско и там пересесть на китайский клипер, я решил ехать на машине. У меня было с собой несколько старых номеров нашего маленького литературного журнала «Плевок в океан», которые я намеревался распространить на побережье. То есть в действительности — полный багажник и битком забитое заднее сиденье, если говорить начистоту. Мой осевший на задние колеса «мустанг» выл от натуги, когда я выезжал из Нибо за два дня до вылета самолета, опасаясь, что тяжелый груз и большое расстояние могут затруднить мое передвижение. Однако старая развалина с брезентовым верхом почти без остановок проделала шестьсот миль по темному шоссе, как молодая кобыла в расцвете сил. Так что, когда впереди замаячил смутный изгиб Прибрежного моста, у меня еще оставалось полтора дня до вылета, поэтому я свернул в Беркли, чтобы навестить своего старого приятеля священника.
Разыскать церковь было не так-то просто. Свернув на нужную улицу и доехав до того самого угла, я обнаружил там совсем не то здание — оно совершенно не походило на бывшую прядильную фабрику, облик которой так гармонировал с косматой и нечесаной паствой моего приятеля. Теперь на месте грязно-серого бетонного строения высилась аккуратная церквушка с фронтоном из ярко-красного кирпича. Зарешеченные окна фабрики были заменены яркими витражами, а там, где когда-то торчала грязная труба, в лучах утреннего солнца поблескивала колокольня, увенчанная медным шпилем. Я уже засомневался — туда ли я попал, пока не обошел здание вокруг: гараж на заднем дворе, служивший, домом моему приятелю, походил на мусорную кучу, как и пять лет тому назад.
Увитая виноградной лозой дверь была приоткрыта, и я вошел внутрь. Когда мои уставшие глаза привыкли к сумрачному беспорядку, я различил на высокой водокровати голого человека, погруженного в глубокий сон. Огромный пластикатовый пузырь был захламлен не меньше, чем остальное помещение, представляя собой Саргассово море мусора, посередине которого мирно покачивался мой приятель. Я чуть хлопнул по поверхности пузыря, и по нему от края до края пробежала мерцающая волна, после чего на бородатом лице начали проявляться проблески сознания. Наконец священник приподнялся на шатком локте, отчего вокруг заколыхались книги, бутылки, пивные банки, коробки из-под пиццы и карты Таро, и, прищурившись, уставился на меня. Глаза у него были еще краснее, чем мои после ночного пробега. Он выдавил приветствие и, рухнув навзничь, принялся натягивать на себя свитер. Я пододвинул ближайший ящик из-под апельсинов, уселся и начал вываливать на священника все орегонские новости, которые не производили на него почти никакого впечатления, пока я случайно не упомянул о том, почему у него оказался. Это заставило его резко сесть, подняв настоящий шторм.