Коренное население подумает-подумает, видит - нельзя ждать никакого толка, кроме предначертанного начальством, и решается:
- Ну ин, айдати, ребя, благословясь!
Разворотят домов полсотни, перебьют несколько еврейского народу и, устав в трудах, успокоятся в желаниях, а порядок - торжествует!..
Кроме их благородий, коренного населения и евреев для отвода волнений и угашения страстей, существовали в оном государстве добрые люди, и после каждого погрома, собравшись всем своим числом - шестнадцать человек, заявляли миру письменный протест:
"Хотя евреи суть тоже русские подданные, но мы убеждены, что совершенно истреблять их не следует, и сим - со всех точек зрения выражаем наше порицание неумеренному уничтожению живых людей.
Гуманистов. Фитоедов. Иванов. Кусайгубин. Торопыгин. Крикуновский. Осип Троеухов. Грохало. Фигофобов. Кирилл Мефодиев. Словотеков. Капитолина Колымская. Подполковник в отставке Непейпиво. Пр. пов. Нарым. Хлопотунский. Притулихин. Гриша Будущев, семи лет, мальчик".
И так после каждого погрома, с той лишь разницей, что Гришин возраст изменялся, да за Нарыма - по случаю неожиданного выезда его в одноименный город - Колымская подписывалась.
Иногда на эти протесты отзывалась провинция:
"Сочувствую и присоединяюсь" - телеграфировал из Дремова Раздергаев; Заторканный из Мямлина тоже присоединялся, а из Окурова - "Самогрызов и др.", причем для всех было ясно, что "др." - он выдумал для пущей угрожаемости, ибо в Окурове никаких "др." не было.
Евреи, читая протесты, еще пуще плачут, и вот однажды один из них человек очень хитрый - предложил:
- Вы знаете что? Нет? Ну, так давайте перед будущим погромом спрячем всю бумагу, и все перья, и все чернила и посмотрим - что они будут делать тогда, эти шестнадцать и с Гришем?
Народ дружный - сказано-сделано: скупили всю бумагу, все перья, спрятали, а чернила - в Черное море вылили и - сидят, дожидаются.
Ну, долго ждать не пришлось: разрешение получено, погром произведен, лежат евреи в больницах, а гуманисты бегают по Петербургу, ищут бумаги, перьев - нет бумаги, нет перьев, нигде, кроме как в канцеляриях их благородий, а оттуда - не дают!
- Ишь вы! - говорят. - Знаем мы, для каких целей вам это надобно! Нет, вы обойдетесь без этого!
Хлопотунский умоляет:
- Да - как же?
- Ну уж, - говорят, - достаточно мы вас протестам обучали, сами догадайтесь...
Гриша, - ему уже сорок три года минуло, - плачет.
- Хосю плотестовать!
А - не на чем!
Фигофобов мрачно догадался:
- На заборе бы, что ли?
А в Питере и заборов нет, одни решетки.