-- Не огонь ваш. Глупости, -- сказала я хрипло. -- За пару дней заживет.
И сморщилась от боли. Сжала зубы, чтобы не стучали.
-- Холодно...
-- Нет, тут не Зерров огонь. А что вы такая мокрая, деточка? -- лекарь смазал рану особенным элвилинским бальзамом и аккуратно начал бинтовать. -- В луже спали, что ли? Нате вот, -- он сунул мне в руку баклажку.
Я тупо уставилась на нее:
-- Что это?
-- Согревающее... хотя толку-то... И плед мокрый, и диван промок... -- Звингард ощупал розовый шелк здоровенной ладонью. -- Что ж она у вас-то в мокром сидит? -- рявкнул он. -- И вы сами? Нет головы у обоих?
Проигнорировав подлое замечание Звингарда, Мадре удивленно посмотрел на меня:
-- Мгла! Почему вы молчали?
-- А вы не спрашивали.
Дедка, ворча, вытащил прямо из воздуха по паре штанов и рубашек. Одну кинул Одрину и погнал его за шкафы. Вторую сунул мне:
-- На вас не напасешься...
-- А ваше наказание банально нажралось и где-то отсыпается... -- крикнул мевретт из своего убежища.
-- Что-что?! Что оно сделало?
Глотнув из баклажки и вернув ее лекарю, я взялась отстегивать пряжки на ремешках, соединяющих кирасу. Левой руке они не поддавались, тогда я пустила в ход правую... и... в глазах потемнело...
-- Оно дегустировало осенний мед, -- вернувшись в серебристой рубахе и черных тувиях, босиком, мрачно пробормотал Мадре. -- Причем, на пару с кавалером. А перед этим читало похабные книжки. Сложно вам будет, Звингард, перевоспитать это! -- и он мстительно улыбнулся. Потом обратил взгляд на меня, вздрогнул:
-- Что с вами, сударыня?
-- Ни-че-го... Помогите отстегнуть, -- произнесла я в отчаянье. Меньше всего мне хотелось зависеть от кого-либо, тем более, от него.
Мадре смутился и неуверенно взялся за пряжки. Мысленно отсчитывая мучительные минуты и смущаясь еще больше от своей неловкости, наконец, расстегнул последнюю и помог снять кирасу.
-- Ого! -- оценил ее вес. -- И зачем вы ее на себя надевали? Если все равно снимать потом?
-- Она от воды отяжелела. Переодеваетесь живее, деточка...
-- Я не просила меня возвращать -- тогда б и не мучались, -- выдав все это, перемежаемое приступами кашля, я стащила с себя и остальное, бросила на пол и надела сухое, ругаясь сквозь зубы и стараясь на мевретта не смотреть. Процесс одевания занял раза в четыре больше времени, чем обычно, и в конце я была красная и мокрая, как мышь под веником... стоило возиться... и прежнее высохло бы на мне запросто.
-- Спасибо, -- сказала я все же, оглядываясь в поисках одеяла.
Звингард кивнул.
-- Другое дело. Мевретт, пошлите кого-нибудь на кухню сварить для дамы глинтвейн.