Дело в том, уважаемый господин Гюрза, что двоим лидерам подобного склада, как наш с Вами, будет невозможно ужиться на одном таком узком пространстве суши. Не желая устранять Вас физически, поскольку не могу не уважать Ваши усилия по поддержанию порядка и выживанию населения района, я нашёл возможным проявить великодушие от имени Власти.
А потому объявляю Вам: Вы свободны.
Можете передать свои полномочия моим представителям, о которых я уже упоминал, и выбрать себе направление движения.
Однако безо всякого удовольствия и сожаления заявляю Вам: если к тому моменту, как истекут положенные Ультиматумом сроки, Вы будете на месте, Ваша личная смерть будет явлением неизбежным и решённым.
Думаю, мне не стоит повторять это ещё раз.
P.S.: Прошу Вас не трудиться и не строить никаких догадок относительно моей личности. Пусть Вас так же не беспокоит вопрос, откуда я знаю Вас и Ваши дела.
Можно сказать, что моё положение элементарно ОБЯЗЫВАЕТ меня знать всё, что касается того или иного вопроса…
С уважением, — Казимир Могилевский, Губернатор Кавказа.
10 августа 0002 года от Начала Эры"…
Сказать, что письмо произвело на людей сильное впечатление, — значит не сказать ничего.
Наверное, со времён изобретения колеса человек не испытывал подобного ступора. От возмущения, негодования и неожиданности. От того насквозь видного насмешливого хамства, коим было пропитано письмо.
Виданное ли дело, — приводить кого-то к присяге и под флаг, обобрав до нитки и оторвав голову его близким?!
Тем более, судьбы ещё четырёх парней из отряда Стебелева мы до сих пор ещё не знали. Об их дальнейшей участи Губернатор ничего не упомянул.
Значит ли это, что они целы и невредимы, или просто он не счёл нужным даже и говорить об этом?
Нарастающее волнение перекрыл зычный крик Переверзи:
— Так это что же получается? Отдать ему всё, вплоть до жён и детей, а самим пойти в уборщики?! И вообще, — где гарантии того, что нас после того, как мы откроем ворота и кладовые, попросту не поставят к стенке? За ненадобностью…
Трудно описать, что тут началось… Если подобную атмосферу и шум воссоздать в джунглях, птицы посыпались бы с пальм и деревьев мёртвым горохом…
В криках толку всегда мало. Потому как не знаю ни одного случая, когда в суматохе подобного торжища и площадного мата рождалось что-то конструктивное.
Поэтому я вынужден был громко и настойчиво потребовать тишины.
Бузина даже начал колотить по столу миской, словно в разгар уборочной на собрании в сельсовете.
Когда понемногу стихла эта "оратория безумия", я начал негромко и почти отрешённо. Так, словно говорил не о себе, не о нас, а о ком-то незнакомом, чьи следы и дела начисто затёрло всесильное Время: