— Всё, валим. На вот, разжуй и запей. Минута на приход в себя — и нас здесь нет. — С этими словами выщёлкиваю из тубуса ему в ладонь пару «лошадиных» таблеток пронгетазола. Мощное анестезирующее спецсредство. Просто в аптеке не купишь. Достать или нагло взять можно лишь своим и лишь в спецхранилищах. После этого можно таскать из горна раскалённые железяки, не чувствуя боли в горящих синим пламенем руках. Можно набить полную пасть чили, откусить себе язык, и всё это совершенно без эмоций съесть, не чувствуя ни боли, ни дикой горечи, ни вкуса собственной крови во рту.
А хотите — пройдите сквозь ощетинившийся штыками строй, получите свою сотню ран… и убейте того, до кого намеревались дотянуться. Упадите мёртвым… — и даже не поморщитесь от разрывающей тело агонии…
…Жук с трудом перемалывает их ноющими челюстями, и просто геройски проглатывает эту гадость. Его сотрясает и открыто мутит от первоначально воспринимаемой «резиново-кислотной» горечи во рту, и он еле успевает запить всё это мучение водой. И КРЕПКО ЗАЖМУРИВАЕТСЯ…
Через сорок пять секунд он выпучивает зенки, как рак на свадьбе Минотавра и жабы, прислушивается к ощущениям… и расцветает в довольной улыбке:
— Ну ни фига ж себе… Теперь, кажется, я б до Берлина б с дальнобойной пушкой на руках потопал! Даже рта и головы не чувствую… — И он в подтверждение своих слов начинает истово колотить себя кулаком по балде. Дурень, что сказать… Экспериментатор хренов.
— Ну, бли-и-ин… Хоть стены головою бей!
Ещё бы! Ты до самых бровей накачан транквилизаторами, парень… Даже я редко позволяю себе больше полутора доз…
Ну, часов десять ты уж точно теперь не будешь ныть и стонать над ухом. И хотя это чудо, — такие препараты, нынче — просто дар небес, мне отчего-то совершенно не жаль их для очистки собственной совести.
Кто знает, — может, какое-то время спустя и мне кто-нибудь подаст чего-нибудь подобного. Коли прижмёт.
Ну, хоть на стакан-то воды я могу, думаю, перед издохом рассчитывать?
Пацан мялся, словно не решался сказать нечто неприличное.
— Ты чего там приплясываешь, а? Блохи заели?
— Я это, дяденька… А как мне Вас называть вообще-то?
Вот чёрт! А ведь пацан прав, — как-то же ему надо ко мне обращаться…, а то так и запишется в «племянники» со своим вечным "дядь, а дядь"…
— Зови меня Шатуном, мой маленький лопоухий брат… — Какая мне уже разница, что он при этом подумает… Сам напросился.
Если бы в этот момент на поляну опускалась «тарелка», и то, думаю, он сперва отудивлялся бы по первому поводу…
Разинув рот, словно ждущий червяка «желторотик», он стоял и пучил на меня глаза.