— Давай его сюда, Рут, — проскрипела мать, вроде не про ребеночка говорила, а про пакость какую-то, которой в мусоровозе место.
— Рут, детка, будь умницей. Подумай — а как же школа? Что с тобой будет в жизни? — Отец маячил надо мной, скрестив руки на груди, — копия своего брата.
Пока они меня держали под замком, я притворялась смирной, вроде все в норме. Но времени даром не теряла, мозгами шевелила. И когда родила, решила — баста. Наплясалась под их дудку, хватит. Теперь я женщина с ребенком, мне нужно найти работу и жилье. У меня будет совсем другая жизнь, новая. И они думают, что я в школу вернусь?! А больше они ничего не хотят? Я даже не удержалась, плюнула от возмущения — и тут опять увидела контролера: он появился в переднем вагоне с дальнего от меня входа.
Кажется, поезд тормозит. Я дергаю вниз окно и высовываю голову, прижимая покрепче Руби, чтобы ее не вытянуло наружу. Впереди станция! Всего полмили, не больше. Контролер уже посреди вагона, приближается быстро, потому что билеты не проверяет — думает, у всех есть. Мелькнул знак с названием станции — «Милтон-Кейнз», вместо чахлого кустарника за окном поплыла бетонная платформа. Я ухватилась за ручку двери и, едва поезд затормозил, как раз в тот момент, когда контролер ступил в тамбур, выскочила из вагона. Голова Руби дернулась назад и снова вперед. Малышка стукнулась лбом об мою ключицу и как закричит! И вот мы опять бежим. Бежим от поезда, прямиком в унылый зал ожидания.
В зале ожидания нужно ждать. Мы садимся и ждем. Я дрожу, моя лялька хнычет.
Ну наконец. Руби начала есть. Я ее полчаса уламывала, зато теперь она работает как насос. Я тоже проголодалась. Хорошо, вспомнила про «Дейри Милк», выудила из кармана и развернула одной рукой. Маленькая головка лежит на моей левой ладони, коленки Руби подтянула к животу — такой клубочек из ляльки и одеяльца. Шоколадные крошки падают прямо на нее, я их аккуратно собираю и сую в рот, думая о том, что когда-нибудь Руби тоже будет есть шоколад. Только вот когда? Откуда мне знать? Я понятия не имею, когда она сможет есть взрослую еду, когда начнет ходить, говорить. Когда ее надо отдавать в школу? Или начинать учить музыке? А когда она забеременеет, уйдет из дома и начнет новую жизнь?
Руби сосет все медленней, почти лениво, и я рада, потому что к соску будто спичку поднесли, так жжет. До сих пор мы были в зале ожидания одни, а теперь мужик вошел. Пустых стульев завались, а он уселся напротив меня. Очень мне приятно, чтобы чужой дядька на мои сиськи глазел.
— Сколько лет? — спрашивает.