— Святая Мария! Может быть, это посланница небес? — продолжала старуха. — Если ты пришла спасти мою крошку от уготованного для нее зла, значит, ты точно посланница небес.
Берта протянула Миранде кружку с элем. Сказав спасибо, девушка сделала глоток.
— Берта, я хотела бы на завтрак яйца всмятку, — объявила Мод. — Хлеб и вода отменяются. И все благодаря Миранде.
— Я бы сказала иначе, — заметила Миранда. — Благодаря милорду Харкорту. Это он сказал, что вас больше не будут ни к чему принуждать.
— Сейчас принесу. — Лицо Берты осветила улыбка. Но потом служанка нахмурилась. — Но ведь пиявки должны избавить тебя от лишней крови, а яйца могут вызвать ее прилив. Лучше поесть чего-нибудь полегче перед кровопусканием.
Мод скривила губы:
— Сегодня я хорошо себя чувствую, Берта. Я уверена, что пиявкам придется высосать из меня совсем немного крови.
— Может быть, не стоит этого делать вообще? — предположила Миранда.
Берта не обратила на ее замечание ни малейшего внимания. Она склонилась к Мод, положила руку на лоб девушки, заглянула ей в глаза.
— Право, не знаю, малышка. Тебе ведь известно, как это с тобой случается: внезапно тебе становится плохо.
— Я не чувствую ни малейших признаков близящегося недомогания, — сердито возразила Мод. — А если ты не дашь мне яиц, то весьма вероятно, что у меня начнется припадок.
Миранда с удивлением и неодобрением смотрела на капризничающую Мод. Однако Берта, горестно вздыхая и охая, поспешила к двери.
Мод улыбнулась, когда дверь за горничной закрылась.
— Хорошо. Иногда она бывает чертовски упрямой, и мне приходится время от времени припугивать ее.
Миранда ничего не сказала.
— Почему вы хмуритесь? — спросила Мод.
Миранда пожала плечами:
— Не знаю. Вероятно, потому, что мне неприятно, когда рядом со мной хнычут и капризничают.
— Что вы знаете о моей жизни! — воскликнула Мод. — о том, как уединенно я жила! О том, что никому, кроме Берты, до меня не было дела. Я никому не нужна! Их интересует только, что я могу сделать для них, как с моей помощью они могут поправить свои дела.
В глазах Мод загорелся злой огонь. Щеки раскраснелись. Она метала громы и молнии.
Миранда была испугана не словами Мод, а страстностью, с которой та говорила. Мод напоминала ей себя в минуты гнева. Внезапно жизнь Мод предстала перед Мирандой столь ясно, будто она сама прожила ее. Замурованная в этом огромном доме, болезненная, лишенная связи с миром и с жизнью. Мод держали здесь только ради того, чтобы в определенный момент воспользоваться ею.
«Неужели ее жизнь была настолько мрачной, что она научилась только огрызаться?» — думала Миранда. Мод знала, что люди, которые взяли на себя опекунство над ней, не любили ее. Она была загнана в угол, и ей ничего не оставалось, кроме как сопротивляться. Но должно быть, именно это и придавало некоторый смысл ее существованию. Во всяком случае, жизнь в монастыре, с точки зрения Мод, была предпочтительнее удела, который уготовили ей родственники.