- Очень хорошо, доктор, - пролепетала сестра-хозяйка.
- Отлично, я сейчас зайду к нему.
Он пошел проводить Кристин и Эндрью до вестибюля.
- Да, Мэнсон, должен сознаться, что немного горжусь этой больницей. Я на нее смотрю, как на свою. Никто меня за это не осудит. Вы найдете дорогу домой? Да, послушайте, когда вы вернетесь из Лондона, в среду, позвоните мне, вы мне можете понадобиться для наркоза.
Шагая вдвоем вниз по улице, молодые супруги некоторое время молчали. Потом Кристин взяла Эндрью под Руку.
- Итак? - спросила она.
Эндрью угадывал, что она улыбается в темноте.
- Он мне нравится, - сказал он поспешно. - Очень нравится. Ты заметила, как на него смотрела сестра. Словно готова была поцеловать край его одежды. Клянусь Юпитером, чудесная маленькая больница!.. И обедом нас угостили хорошим. Они, видно, люди не скупые. Но только я не понимаю, с какой стати мы должны платить ему пятую часть моего заработка? Это с его стороны некрасиво, просто неэтично! И вообще... у меня было такое впечатление, словно меня все время старались обласкать и уговорить быть пай-мальчиком.
- Ты и есть пай-мальчик, потому что выпросил эти два свободных дня! Но послушай, милый, как мы можем покупать мебель? Ведь у нас нет денег!
- Погоди, узнаешь, - отвечал он таинственно.
Огни города остались позади. Эндрью и Кристин приближались к "Вейл Вью". Между ними наступило неловкое молчание. Прикосновение ее руки к его локтю невыразимо радовало Эндрью. Бурная волна нежности захлестнула его сердце. Он думал об этой девушке, с которой обвенчался на скорую руку в шахтерском поселке, потом потащил ее в каком-то полуразвалившемся фургоне через горы, ткнул в полупустой дом, где брачным ложем должна была служить им ее собственная, единственная в доме, кровать. А она переносила все неудобства и невзгоды так бодро, с такой веселой кротостью. Она любила его, верила в него, во всем на него полагалась. В нем росла великая решимость, оправдать ее доверие, доказать ей своей работой, что она не обманулась в нем.
Они прошли к деревянному мостику. Лепет ручейка, чьи замусоренные берега скрыла ласковая темнота ночи, казался им удивительно приятным. Эндрью вынул из кармана ключ, ключ от их дома, и вставил его в замочную скважину.
В передней было почти темно. Заперев дверь, он повернулся туда, где, ожидая его, стояла Кристин. Ее лицо слабо белело в темноте, в легкой фигуре было ожидание и что-то беззащитное. Он тихонько обнял ее одной рукой и прошептал странным голосом:
- Как тебя зовут, любимая?
- Кристин, - ответила она, недоумевая.