Я зажмурился и прыгнул в холодную, страшную воду.
— Нина Сергеевна, то, что я собираюсь вам рассказать, будет звучать совершенно фантастически. Я это знаю и отдаю себе в этом отчёт. И я не обижусь, если в любой момент вы скажете: простите, я занята, у меня много работы. Я вздохну, извинюсь и уйду, унося… и так далее.
Нина Сергеевна слабо улыбнулась и сказала:
— Я действительно занята, но после такого вступления я просто должна выслушать вас.
— Спасибо, — сказал я.
Весь мой ужас испарился, и я смело посмотрел на специалистку по сну. Она снова еле заметно улыбнулась и принялась рассматривать свои пальцы. Пальцы были узкие и длинные.
Я начал рассказывать. Я был краток и, как мне казалось, убедителен. Я рассказал о сновидениях, о посещении психиатра. Она оторвалась от своих пальцев. Лицо её ничего не выражало.
— Ну, а что мы можем для вас сделать?
— Мне сказали, что вы занимаетесь сном.
— Да, наша лаборатория занимается сном.
— Я думал…
— Понимаете, никто в мире никакими приборами не может зарегистрировать, что именно снится человеку. Мы можем определить момент, когда человек начинает видеть сны, но что он видит, мы не знаем. Это может быть сон о вашей планете, а может быть сон самый обычный и земной. Физиологически они одинаковы.
Должно быть, на лице моём было написано такое разочарование, что она добавила:
— Поверьте, мы бы с удовольствием помогли вам, но я просто не знаю…
В её глазах не было ни насмешки, ни брезгливого равнодушия. И за это я уже был ей благодарен.
— Простите, Нина Сергеевна, я отнял у вас столько времени.
Я протянул ей руку и на долю секунды задержал её ладонь в своей. Она внимательно посмотрела на меня, и по лицу её снова скользнула слабая улыбка.
— До свидания, — сказала она.
Я подумал, выходя, что был бы рад, если бы её слова оказались вещими. До свидания, Нина Сергеевна.
День был холодный. Снег ещё не лёг, и голый асфальт стыл на морозе, и от вида его серой наготы было особенно зябко.
Мне должно было бы быть грустно. И оттого, что лаборатория сна помочь мне ничем не могла, и оттого, что у неё такие прекрасные глаза, и оттого, что на пальце у неё нет обручального кольца, а у меня есть, и оттого, что свинцовое небо совсем неохотно цедило скупой зимний свет. Но мне не было грустно. Мой маленький друг протягивал мне с Янтарной планеты не только зыбкую паутину сновидений. Он посылал мне бодрость и веру, и я почувствовал, что начинаю любить далёкий и неведомый народец, такой не похожий на нас и такой похожий.
Это случилось утром. Когда я шёл в школу. Я подходил к аптеке и увидел метрах в ста Вечного Встречного. Лентяй сегодня опаздывал немножко. Я подумал, что улыбаться ему ещё рано — всё равно не увидит на таком расстоянии. И вдруг почувствовал в голове… как бы это назвать… ну, лёгкую щекотку, что ли. Мгновенный зуд, но вовсе не неприятный. Не на коже, не в корнях волос, а где-то внутри, в мозгу. Тут же этот зуд перешёл в неясное бормотание. Я по инерции продолжал идти навстречу Вечному Встречному, и с каждым нашим шагом, сокращавшим расстояние между нами, бормотание становилось громче, чище, явственнее, словно голова моя была приёмником и кто-то подкручивал ручку настройки. Когда Вечный Встречный был уже в нескольких метрах от меня и мы улыбались друг другу, я услышал чёткие слова: «Какой симпатичный молодой человек!»