Мужчина в плаще стоял перед обшарпанной дверью и рассматривал отпечатки пальцев, оставшиеся на ней.
- Дверь покрасят завтра утром, - предупредительно заметил консьерж. Завтра утром. Через два дня все высохнет. Не пропустить ли нам еще по стаканчику? На кухне.
Кухня была полна паром: кастрюли шипели, на них тихонько позвякивали крышки.
- Овощи тушатся, - сказал консьерж и пододвинул табуретки к окну.
На столе стояла бутылка вина и два ополоснутых стакана, с которых стекали капельки воды.
- Собственно, я никогда не вспоминаю о тех двух годах. Может быть только когда вдруг услышу на лестнице быстрые женские шаги. Так ходят женщины у нас в деревнях на юге по каменным ступеням или мостовым - стуча и все же осторожно.
За окном на заднем дворе горела под колпаком свеча, отбрасывая зыбкое пятно света на железные перила лестницы, ведущей в бельэтаж.
Мужчина в плаще поставил осторожно стакан на стол, прижался лбом к оконному стеклу и приставил руки к вискам.
- Все еще дождь, - заметил консьерж. - Здесь все и случилось.
- Что случилось? - поспешно спросил мужчина в плаще и обернулся.
Консьерж широко расставил ноги и принялся выбивать трубку о раковину.
- Два раза девушка пришла домой с немецким офицером. Мы стояли у окна. Было довольно поздно. Офицер положил руки ее на плечи и медленно привлек к себе. Разговаривали они очень долго. Вскоре после этого, уже в самые последние дни, заявились гестаповцы и с ними вишисты. На цыпочках, так, чтоб не скрипели ступени, они поднялись по лестнице. А девушка с немцем играли у себя апельсинами в кегли, они, верно, никогда не съедали их, хотя времена были голодные. Обычно апельсины лежали на подоконнике или на ковре. Счет они записывали на обоях цветными мелками или карандашами. Жена моя, конечно, страшно сердилась, но мы любили их, и потом, мы даже гордились нашим дезертиром. Гордились тем, что и мы что-то делаем, а не просто терпим да молчим. Одним вражеским немцем меньше, - говорил я, бывало, это почти так же важно, как если бы мы пристрелили его или устроили саботаж на железной дороге. Саботаж по тем временам ценился очень высоко.
Мужчина у окна обернулся. На какое-то мгновение лицо его напомнило одну из тех фотографий, которые составляют из разных лиц - расплывчатое и настороженное, очень похожее на человеческое, чуть ожиревшее.
- Правда, девушку жена любила меньше. Конечно, не из-за разрисованных обоев. Просто так. Почему именно, никогда не знаешь.
- Что? - спросил мужчина в плаще. Он все еще сидел перед полным стаканом, наклонив лысый череп к окну.