Вчера вечером, около пяти часов по московскому времени, мне в кабинет поступил звонок от Бузы, подчиненного Седого. Этот человек был завербован Маркиным приблизительно четыре месяца назад и состоял на оперативной связи. Он сообщил нам, что Маркин погиб и незадолго до своей гибели велел Бузе довести до нас информацию о том, что картины Гойи у Седого нет и, самое главное, Седой уже знает о стоимости полотна. Буза назвал фамилию человека, у которого, по всей видимости, это полотно находится. И теперь выходит, что розыском нового владельца картины занимаемся не только мы, но и сам Седой. Бузе, который находится на откровенном крючке, связанном с выбором между свободой и судимостью, нами было дано задание фиксировать каждый шаг Седого. Вот такая первая часть этой истории, Антон Павлович. А теперь начинается вторая...
Дотянувшись до пульта, он нажал на кнопку воспроизведения записи и сложил руки по-школьному.
– Наша встреча с Бузой произошла через полчаса после того, как мы прибыли в Тернов. Малый, стараясь во что бы то ни стало спасти свою шкуру, попросил какого-то умельца сделать домашнюю съемку событий, которые, по его мнению, были наиболее значимыми в период между смертью Маркина и нашим приездом. Эта запись была сделана через шесть часов после того, как умер Маркин.
По тому, что кассета находилась в приемнике видеодвойки, Антон догадался, что Пащенко запись уже видел. Он повернул к прокурору голову, однако тот, пряча взгляд, полез за сигаретами. На Струге навалилось странное чувство омерзительной неприятности. Это тот момент, когда ты знаешь, что не виновен, а тебе готовятся продемонстрировать доказательства неверности такого убеждения. Мгновение, когда проворачиваешь в голове события последних дней, недель и даже месяцев, пытаясь понять, в какой из них ты поступил неправильно. Неправильно настолько, что тобой заинтересовались люди из федеральной службы...
Звук появился быстрее изображения. Прокурорский кабинет наполнился звуками музыки, какая обычно звучит в ресторанах. Тот же, годами не сменяемый репертуар, салат из Шуфутинского, «Синей птицы», Маккартни и Асмолова. Сейчас под звук некачественного синтезатора кто-то старательно пародировал Звездинского...
Появилось и изображение.
Не желая утомлять зрителей, рябой выждал минуту-другую и остановил запись. Телевизор засиял цветной фотографией остановившейся съемки.
– Что вы видите на экране, Антон Павлович? – спросил тот, что был помоложе.
– Я вижу себя, прокурора Пащенко и подполковника Российской армии в отставке Валентина Хорошева, о котором вы, по всей видимости, и вели речь в самом начале своего повествования.