– Ну, себя-то я профессионалом не считаю, – заметил Кряжин, наблюдая за покачиванием головы государственного советника второго класса. – С моей стороны это было бы громкое заявление, право. А потому я прошу вашей профессиональной помощи. Откуда в тюрьме на «Красной Пресне» на арестованном Архаеве мог взяться брючной ремень?
Елец принял удар стойко, не моргнув глазом и бумагой.
– Не будем придираться к словам. Вероятно, под брючным ремнем Суконин имел в виду пояс. Иван Дмитриевич, он адвокат в третьем поколении и знает цену лжи.
– Вам он тоже говорил о поколениях? – ядовито улыбнулся следователь. – Он мне раз такое уже заявил, а после того, как я ему напомнил, что его первое поколение сушило рыбу под Астраханью, а второе работало холодильщиком на молокозаводе, он тоже ничуть не смутился. Сказал: «Правильно, а я в третьем – адвокат».
– Я только что звонил, – государственный советник оставался непоколебимым. – Факт побоев удостоверен тюремным врачом.
– Да, в моем присутствии. Но не побоев, а членовредительства. А вообще, давайте засечем на часах время, – Кряжин неожиданно приоткрыл дверь в приемную, где сидела секретарь Ельца. – Подскажите, пожалуйста, который час?
Та посмотрела на часы и ответила, что ровно восемь часов. Кряжин попросил ее еще раз уточнить время. Та сначала удивилась, потом рассердилась, а когда услышала возмущенный голос начальника, быстро сказала, что все равно восемь.
– Итак, восемь часов вечера четырнадцатого сентября, – заключил Кряжин и положил папку на край ельцовского стола. – Время Мастеркова запомнит и я тоже. В книге дежурного по «Красной Пресне» мой уход обозначен, как девятнадцать пятнадцать. В тот момент, когда я захожу в прокуратуру, вы уже держите в руках жалобу мудака в бабочке Суконина, и чернила на ней давно высохли. А потому я спрашиваю: как Суконин успел узнать, что я Архаеву пробил голову, выслушать его показания, записать, сформировать в жалобу, привезти ее к вам и успеть смотаться, чтобы я на выходе не врезал ему пинка под зад?
Елец стал понимать, что все гораздо серьезнее, чем он предполагал. Однако уже не в его пользу. С таким усердием, чего доброго, можно и…
Следователь между тем подошел к столу и, корректно вытянув стул из-под стола, опустился на его край.
– Я никому не скажу, что вы получили от Суконина жалобу задолго до того, как Архаев по договоренности с ним разбил себе при допросе голову. А вы за это пообещаете всякий раз, когда я вхожу в ваш кабинет, предлагать мне стул.
Поговорив о ходе расследования, Кряжин получил разрешение выйти и остановился в дверях. Нахмурился, как при разрешении сложнейшей задачи, и пожал плечами.