– Качалкин, – не выдержал Струге, вставая. – Вы пьете слишком много чая. Рано или поздно у вас лопнет мочевой пузырь и вы ошпарите себе ноги.
– Вы обещаете поступить со мною честно? – тихо спросил майор выходящего последним Тишкина.
– В отношении вас я обещаю тесную дружбу со своей стороны. – Тот остановился, подождав, пока за Пащенко захлопнется дверь, и воткнул свой палец под бляху дежурного. – Только не нужно делать ходы, полагая, что они гениальны. Я дышу тебе мятой в затылок, майор. Если решишь уволиться раньше чем через семнадцать месяцев, я тебе напомню второй вариант разговора. До дембеля крест нести, Качалкин, до дембеля!.. До полной выработки максимального трудового стажа. И еще пяток лет сверху. В сорок семь получишь именные часы с моей фотографией на циферблате, картину «Закат над Терновкой», удочку с монограммой начальника ГУИН и отвалишь в сторону. Будешь выуживать линя, смотреть на часы и молить небо о том, чтобы у меня однажды не испортилось настроение.
На том и расстались. До послезавтра.
Оно наступило для Качалкина столь же быстро, насколько мучительно медленно тянулись часы для Вадима и Антона Павловича.
Сорока едва дождался момента, когда в камеру зашел дежурный. Окинув взглядом скорбный вид Белки и Ферапотова, тот приказал последнему выйти. Сорока выбежал в коридор с таким энтузиазмом, что едва не сбил майора с ног.
– Написал?
– Конечно, конечно, – запричитал Ферапонтов. – Ты только сейчас же отдай, а?
– Ага, – пообещал Качалкин. – Сейчас тебя заведу и сразу побегу.
Разговор шел в той же пустой камере, что и накануне, но на этот раз Качалкин был уверен в том, что делал, поэтому мог позволить себе непринужденный юмор.
– А когда отдашь?
Майор сказал, что после обеда, вернул Ферапонтова в камеру и приехал в кафе, где его ждали Тишкин, Струге и Пащенко.
«Меня разводят на З. и Г. Следак знает все. Знает и о том, что мы были на Терне в тот момент, когда З. и Г. купали Р. Я удивляюсь, откуда он все знает, и не знаю, что говорить, чтобы все было правильно. Поэтому молчу. А что толку молчать, если следак прямо спрашивает – зачем Л. подставлял прокурорского? Короче, процинкуйте, что грамотно базарить. Сигарет надо. Как «Динамо» сыграло с «Зенитом»? С.».
– Шедевр конспирации, – поморщился, как после дольки лимона, Струге. – Знаешь, Вадим, почему все у него «З», «Г», «С» и «Р», а Пермяков – «прокурорский»?
– Не помнит фамилии, – пожал плечами зампрокурора.
– Вот именно. А почему не помнит?
Пащенко повторил жест. Струге улыбнулся.
– Потому что Ферапонтов уверен, что все эти «З» и «Г» Подлиза поймет, а вот «П» – нет. Значит, обработка Сашки проводилась без участия этих двоих дегенератов. Они слышали звон, а вот кто звонил и по кому – нет. Значит, Шебанин работал напрямую с Рожиным.