Когда хлопнула входная дверь, напомнив милиционеру о том, что она настолько же «входная», насколько и «выходная», он вынул из-за пояса пистолет и вернулся к квартире. Поднялся на пролет выше и сел на ступеньку. И тут… И тут произошло то, чего он боялся больше всего. На двери, в которую вошел Шебанин, защелкал замок. И больше он уже не сомневался.
– На пол!! УБОП!!! – скатившись с лестницы, заорал Сурнин.
В проеме двери перед ним стояли Шебанин и молодая женщина. И сыщик на секунду пожалел, что отослал стажеров вниз.
– Шебанин!..
И тут погас свет. Локомотив выключить его не мог, он был на пороге, значит, сообразила его спутница. Едва площадку залила темнота, Сурнин услышал ее истерический визг.
Держа пистолет стволом вверх, чтобы не произошел случайный спуск, оперативник выбросил вперед ногу…
Эта женщина… Она рассредоточила его внимание и вселила страх за ее жизнь.
Сурнин мог выстрелить в любой момент. Но он не мог стрелять туда, где только что стояла женщина…
Боли не было. Лишь ощущение, что Шебанин ударил его кулаком в живот. Но почему так слабо? Едва поняв, что кулак врезается ему под ребра, Сурнин напрягся, но рука противника, уткнувшись в пиджак, скользнула поперек живота и отскочила обратно.
Что за черт?!
Уже понимая, где находится Локомотив, он хотел ударить его по голове пистолетом, но рука, словно ватная, лишь слегка поднялась над головой.
Что за черт?!!
Его толкнули в грудь, и он полетел к стене. Встать…
Как это трудно – встать… Какой-то сон!..
Он сидел у стены и изумленным взглядом смотрел, как Локомотив затаскивает в лифт не перестающую кричать женщину. Ее глаза, уставленные прямо на Сурнина, были безумны.
Встать… Почему это невозможно?..
Это сон… Как при болезни, когда убегаешь от чудовища, а ноги едва шевелятся…
Неужели он заснул у квартиры Локомотива? Быть не может – он заснул! Тогда почему делает выводы?..
Стажеры слышали хлопок двери подъезда, но не видели того, кто из него вышел.
– Сурнин бы позвонил на мобильник, если что, – успокоил напарника стажер. – Блин, надо было его прямо там вязать!
И снова наступила тишина.
Земцов приехал через три минуты. СОБР – через семь. Но уже после того, как Александр Владимирович, заклинив двери лифта на одиннадцатом этаже, стоял и смотрел на лужу крови, залившую весь этаж. Ей не хватало места, и она стекала вниз, падая сочными каплями на головы поднимающихся собровцев.
А Земцов стоял, стиснув, как в эпилептическом припадке, зубы, и смотрел на сизые, вывалившиеся из огромной раны на бордовый, сверкающий пол внутренности Сурнина…