Через несколько минут вспотевший, побелевший и одновременно покрасневший постовой передал Варфоломееву черную эбонитовую трубку.
— Алло, Николай Александрович, здравствуйте, — бодренько послал он в трубку утреннее приветствие.
— Чего надо? — послышался голос потревоженного начальства.
— Говорит генеральный конструктор Сергеев.
Воцарилась напряженная тишина. Нужно было как-то помочь титаническому напряжению и Варфоломеев уточнил:
— Генеральный конструктор Секретного Объекта.
Товарищ Романцев громко ухнул в трубку. Он тут же вспомнил и свою скороспелую приветственную телеграмму центральному комитету в связи с постройкой телевышки, и последовавшую затем безжалостную выволочку за попытку рассекретить оборонные данные стратегического значения.
— Слушаю, товарищ Сергеев.
— Завтра, товарищ Романцев, в соответствии с решениями правительства будет произведено генеральное испытание в непосредственной близости от вверенного вам города.
— Испытание чего? — не вынес нарастающего напряжения Романцев.
— Испытание всего, — пояснил Варфоломеев и после паузы добавил для определенности: — Испытание морального духа и стойкости вверенного вам населения Заставы, проверка уровня политико-идеологической работы, проверка организованности городских служб, наконец испытание ваших личных руководящих качеств.
— Слушаюсь, — запела трубка.
— Во-первых, конкретно завтрашний день объявите выходным днем, а неиспользованное рабочее время присоедините к отпуску. Далее, объявите по радио, что завтра на набережной у музея состоится торжественный митинг. С приветственным словом выступит Илья Ильич Пригожин.
— Кто? — не поверило своим ушам начальство. Учитель Пригожин был известен как интеллигент и чудак.
— Илья Ильич Пригожин, — твердо повторил генеральный конструктор.
— Слушаюсь.
— Да, и позаботьтесь о питании, пусть работает открытый буфет.
— Конечно, конечно, — упоминание о буфете почему-то благотворно подействовало на начальство. Кажется, именно с буфета Романцев наконец почувствовал себя в своей тарелке. — И праздничную иллюминацию сделаем, в лучшем виде, — добавил первый секретарь.
— Это на ваше усмотрение, — благожелательно поддержал инициативу Романцева Варфоломеев.
— Да, еще одно, вспомнил Варфоломеев. — Разберитесь здесь у себя в первом отделе. Арестован некто Шнитке. Это непорядок. И еще, к следствию привлечен Илья Ильич Пригожин. Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы не мешали товарищу Пригожину выполнять важное правительственное поручение.
Не дожидаясь ответа, Варфоломеев положил трубку. Его боевой тон был красноречивее всяких грозных документов, по крайней мере для постового. Так вот они какие, генеральные конструктора, наверное, подумал милиционер, с личной охраной и с личными полномочиями. Но потом произошло совсем неожиданное событие, на всю жизнь запавшее в душу молодого стража порядка. Генеральный конструктор лично пожал ему руку. Отныне и на веки запомнил постовой крепкое, чуть холодноватое пожатие столичного гостя.