— Володенька! Так как же всё-таки?.. А? Как удалось-то тебе? Остаться? А?
— Как? — повторил за ней Маликов. — Чудом, можно сказать. Чудом. — Внимательно разглядывая газон, полный грязной воды и палых листьев, он в который уже раз пожалел, что на самом деле никакого чуда не было.
Что рассказывать, он придумал давно. Свидетелей, которые могли бы уличить его во лжи, не осталось — в этом он был твёрдо уверен. Но оставалась другая проблема: как говорить. И тут он боялся выдать себя.
Люди бывают хорошими или плохими актёрами. Маликов был плохим. От волнения у него свело живот. Он старался, чтобы его объяснение звучало убедительно.
— Многие подробности уже забылись, — начал он. — Ну, отбивались мы, как мне показалось, долго. Но карателей было не сосчитать. Потом к ним на подмогу подошёл бронетранспортёр. Тогда нам пришлось совсем туго. Сзади меня взорвалось… наверное, граната… меня отбросило… Потом ничего не помню. Пришёл в себя вечером. Обнаружил, что лежу в щели между валунами. Контуженный. Едва оттуда выкарабкался. Немцев, конечно, давно нет. Меня они, вероятно, не заметили в этой щели. Подполз я к позиции. Смотрю, лежат ребята, — Маликов помедлил и глухо добавил: — Все убиты.
Губы Лукьянцевой дрожали. Она жалостливо кивала головой. Маликов тяжело вздохнул и продолжал:
— Пополз я тогда к лесу, а там — подальше от этого места. Полз, пока не выключился. А на следующий день набрёл на сторожку лесника. Помнишь, старичок был? Он укрыл меня, выходил. Немцы у него не появлялись. Потом через него же я наладил связь с другим отрядом. Иванченко.
— Иванченко? Слышала, как же, — подтвердила Зина. — У них база была с той стороны гор.
— Там я и партизанил, пока наши не пришли. А потом с регулярными частями дошагал рядовым до Берлина.
Главное — позади. Неприятный ком в животе медленно рассасывался. Маликов чувствовал, как громко стучит его сердце, будто кто-то размеренно, с силой бьёт кулаком по столу.
Рассказ его был правдив во всём, кроме спасения. Но как в действительности он спасся, Маликов не рассказал бы ни при каких обстоятельствах.
— А что потом случилось с отрядом, с тобой? — спросил он Зину, уводя разговор от лишних вопросов.
Она живо, но путано рассказывала, как отряд уходил от карателей… Ну вот и лады, умиротворённо думал Маликов, вполуха слушая её и понимающе кивая.
— Ой! — спохватилась вдруг Лукьянцева. — У меня ведь муж дома голодный! Пора бежать.
Она протянула руку, коснулась его плеча, провела ладошкой по лацкану пальто — будто погладила. Видно, хотела сказать что-то, но только вздохнула и смущённо убрала плотно сжатые сухонькие пальчики с его груди.