- А ведь это Архипка-смутьян! - сказал Авдей Иннокентьевич дочери и велел кучеру придержать лошадей.
- Здравствуй, каторжник! - крикнул Доменов.
Рабочие, пропуская тарантас, сошли на обочину, опираясь на ломы и лопаты, остановились, с любопытством разглядывая темное платье Марфуши, ярко оттенявшее ее красивое румяное лицо. Черноглазая, в измятой войлочной шляпе молодайка, подобрав холщовую юбку с рваным расписным подолом, улыбаясь бойкими глазами, ткнула черенком лопаты в спину бородатого богатыря и что-то зашептала ему на ухо. Отмахнувшись от нее, как от мухи, узнав Доменова, он даже не поклонился; кося рот в нехорошей улыбке, ответил:
- А-а! Батюшка Авдей! Надо же на такой большущей земле и вдруг опять встретиться! Недаром вчера тебя во сне видел... Будто бы по ятапу вместе шли в дальнюю путь-дороженьку.
По толпе пробежал робкий смешок.
- Все сквернословишь, бегляк... Да я тебя, ежели будет нужно, в преисподней разыщу! - проговорил Доменов.
- Уж там бы мы с тобой наговорились, Авдей-батюшка, как твоего кислого квасу напились... Без Ветошки...
- Все помнишь, злодей! Погоди, я тебя не так напою... Квасу тебе не хватило, забунтовал и других взбудоражил, - злобно говорил Доменов, вспоминая, как рабочие на его прииске бросили работу, когда лавочники перестали давать бесплатно квас, предусмотренный по типовому договору. Главным зачинщиком был Архип Буланов.
- Поедемте, папаша, - тронув отца за локоть, попросила Марфа. Встреча и разговор с Архипом произвели на нее тяжелое впечатление. Рабочие стояли насупившись и смотрели на ее отца с явной враждебностью.
- Поди и Ветошку с собой привез? - крикнул Архип.
- Привез, тебя пощупать.
- Сказал бы я тебе, Авдей-лиходей, но вот барышни жалко. Негоже ей такие слова слушать. Поезжай-ка лучше, а ежели хошь, вернись, покалякаем, кваску попьем. Есть квасок... Тарас не такой жмот, как ты, вволю дает.
- Времени нету, а то бы вернулся. - Авдей Иннокентьевич ткнул кучера в спину и велел ехать дальше.
Вихорьком закружилась на дороге пыль. Тарантас провожал задорный хохот рабочих.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
- ...Только так, ангел мой, можно ему помочь, - уговаривал Авдей Иннокентьевич Марфу, утомленную его длинной полупьяной речью. - Зятя Авдея Доменова никто не засудит. Нужно будет, самой государыне-матушке в ножки поклонюсь. А так не миновать ему Сибири. Встретишься с ним, ну, для примера, подуйся, а потом и поласковей будь... Парнишка он не дурной. Обомнется, подучится, хорошим мужем будет...
Как ни жаль было девушке Митьку, но она далека была от такого замужества. Хорошо ли чужое счастье разбивать? Но знала, что отец будет настаивать на своем. Весь этот разговор вызвал в душе Марфы брезгливое чувство, отвращение к родителю и к самой себе.