- Подумай, сколько ты сразу наделал? Мою дочь оскорбил. Ежели бы я тогда не вошел, ты бы ее, голубушку, как былинку смял... Вон какая дубина вырос! Да ежели я захочу, подам сейчас Мардарию еще одну бумагу, распишу тебя, ангела, и кандалы велю надеть... Ну да ладно, я человек не злопамятный. На поруки тебя возьму. Отдашь его мне, Мардарий Герасимыч?
- Да можно покамест... - пожимая плечами, согласился пристав. Только залог надо внести. По этой статье...
- Оставь свою казуистику! Сколько нужно, столько и внесу.
- Спасибо, Авдей Иннокентьевич, - сдерживая слезы, пробормотал Митька.
- Только беру тебя, ангелочек мой, с одним условием. Перво-наперво, напиши письмо и откажись от своей вдовушки... Это одно баловство.
- Да как же это? Да мы ить... - задыхаясь, шептал Митька. Удар был настолько сильным, что у Митьки пошли перед глазами круги. Правду наворожила Олимпиада.
- Она годами старше тебя, дурак! Разве тебе такая нужна жена? Выкинь ее из головы! Я уже говорил с матерью и братом твоим, Иваном. Ты их не хотел слушать, так меня послушай. Не мое ты чадо... Я бы тебе показал, как золотом торговать.
- Да как же так? - ворочая помутневшими зрачками, говорил Митька. Липушка-то...
- О ней мы сами позаботимся... Ты о себе подумай.
- Не-ет! Этого я не желаю! - попробовал протестовать Митька.
- Ах, не желаешь? Ну, тогда пиши письмо, чтобы тебе сухари сушили, решительно заявил Авдей Иннокентьевич. Он и сам в эту минуту верил, что мог бы закатать этого упрямца на несколько лет. Ветошкин ходил перед ним на цыпочках, ибо Авдей Иннокентьевич знал все его большие и малые прегрешения, а за верную службу щедро платил.
Митька часто моргал глазами. Вяло опустив красные, в веснушках руки, глуховатым голосом проговорил:
- Писать, писать... Я и пишу-то плохо...
Дрожащими пальцами он вытащил из золотого портсигара папиросу и долго чиркал спичку. Парня окончательно сломили.
- Мардарий Герасимыч за тебя напишет, а ты только распишешься, успокоил его Доменов.
Ветошкин, поскрипев кожаной портупеей, откинул за край стула шашку и принялся писать. Строчил он утомительно долго. Письмо было длинное, начиналось оно так:
"Милостивая государыня, Олимпиада Захаровна!
По малолетству своему и малому разумению я чуть на вас не женился и родителям своим причинил немало горя. Из-за вас я проступок совершил, за который по всем строгостям закона должен понести соответственное наказание. Сейчас нахожусь у его благородия пристава, господина Ветошкина. По своей чувствительной и сердечной доброте господин Ветошкин принял во внимание мою молодость..."