- Он ли?
- Да откуда мне было знать, что там сережки.
- Пожалуй. А старик приглянулся?
- Кудряво говорит, в словах запутаться можно, да и глаза раскосые.
- А жених как?
- Глазки как у барашка.
- А как себя твой больной чувствует?
- Ему бы фельдшера, тятя.
- Посмотрим. В баню надо его.
- Мы уж вымыли.
- Кто мы?
- Микешка. А мы с мамашей воду таскали.
- Молодцы. Вот только мать на тебя за гостя сердится. - Петр Николаевич беззвучно рассмеялся. - Про него много говорить не полагается, и мать нельзя тревожить.
- А с вами можно тайно разговаривать?
- Понемножку.
- Вы знали, что царь народ с иконами расстреливал или не знали?
- Знал.
- Почему мне не говорили? Сказки только рассказывали. А я в школе на царя, как на боженьку, молилась и тоненьким голоском подпевала: "Боже, царя храни". Как же бог будет хранить царя, когда он в него из ружьев палит! Значит, бог-то смирненький...
- Рано было тебе все это знать.
- А вы за бога или за царя? - въедливо допытывалась Маринка.
- Я спать, дочка, хочу.
- Не дам спать, коль не скажете.
Маринка все крепче и крепче прижималась к отцу.
- Пока, Маринка, я за бога. Сама сказала, он смирненький. Грехи прощать умеет, а вот царь-то не простит никогда. Запомни.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Вернувшись домой, Буянов продолжил поминки по отцу. Домашние, близкие родственники, знакомые, почувствовав после смерти деспотического старика некоторую свободу, не прочь были пображничать на дармовщинку, старались во всем угодить новому хозяину, льстили, выслуживались и превозносили доброту Матвея Буянова до небес.
Главой дома и руководительницей пиршества стала подружка Матвея Никитича, вдова Пелагея Барышникова, дородная сорокапятилетняя женщина с черными над губами усиками и смуглым калмыцким лицом. Барышникова вела в городе крупную торговлю рыбой, арендовала по Уралу многочисленные затоны и плесы. Многие заводы Южного Урала, золотые прииски, в том числе и "Зарецк инглиш компани", покупали у Барышниковой большие партии вяленого судака, подуста, леща и другой рыбы. Двадцать лет назад Матвей Буянов, похоронив свою супругу, случайно обласкал молодую вдовушку, пособил сбыть с выгодой залежавшуюся, с тухлятинкой, рыбу и с той поры сделался в ее доме самым желанным человеком.
Старик Никита Буянов знал об этом сыновнем грехе, по, записывая в конторские книги пущенные в оборот деньги Барышниковой, помалкивал да еще иногда на рыбный пирог к ней езживал.
Появилась Пелагея Даниловна в доме Буянова в день смерти его отца, взяла на себя все хлопоты по устройству похорон и поминок, да так и зажилась. Выхаживая Матвея Никитича после пьянства кислым квасом и жирными пельменями, она с нетерпением ждала от него решительного слова. Ей уже давно надоели краденые ночные встречи, о которых судачил весь город. Но ничего поделать было нельзя. Помехой был старик. Почти два десятка лет она тянула лямку тайной любовницы, ожидая, когда старый купец оставит грешный мир, и, наконец, дождалась.