- Люди подсмотрели...
- Какие люди? Толком говори! - рявкнул атаман.
- Агашка Япишкина видела и клялась, как он из блюда пил, а чья кровь, не знаю... Может, баранья, может, и...
Тут Шаров не выдержал и громко расхохотался. Большей сплетницы, чем Агашка Япишкина, в станице найти было трудно. Но все же атаман Турков, выслушав путаное и сумасбродное донесение Спиридона, приказал Важенину направить в амбар Петра Лигостаева сотских.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Слух о появлении холеры проник во все дома. Хозяева запирали ворота на все задвижки, рисовали на дверях и косяках кресты и старались не выходить на улицу. Станичная молодежь перестала петь песни и играть на гармошках. Старушки, нашептывая молитвы, ходили из угла в угол и кропили стены святой крещенской водой, ею же поили ребятишек.
Окутанная ночным мраком станица, словно ожидая чего-то страшного, притаилась, затихла. В избах мелькали редкие огоньки, лениво тявкали собаки, иногда со зловещим завыванием скрипела рассохшаяся дверь, гремели на закрывающихся ставнях железные болты.
Содержательница тайного кабачка, торговавшая хмельной уральской бузой, Агашка Япишкина весь день разносила по избам всякие сплетни и небылицы по поводу появления холеры, всюду совала свой длинный рябой нос и своими речами вгоняла суеверных казачек в холодную дрожь. Поздно вечером, возвращаясь от кумушки, она сквозь редкий плетень заметила во дворе Лигостаевых огонек и прильнула глазами к дырке. Освещая лампой с закопченным стеклом под ногами, Петр Николаевич вел по двору незнакомого бородатого человека, что-то тихо говорил ему и несколько раз упомянул слово "холера". Агашка, сотворив молитву, прижала ухо к плетню, даже слегка оцарапала щеку, но больше ничего не расслышала. Она видела, как Лигостаев вместе с бородатым вошли в каменный амбар. Минуты через две Петр Николаевич вернулся обратно и притворил за собой дверь. Из щели по двору тонкой струйкой прорезалась полоска света и упала за плетень.
"Что за оказия такая? - подумала Агашка. - Запер человека в амбар и цепок, кажется, накинул". Шинкарку одолевал страх и нестерпимое любопытство. Зная, что лигостаевский пес Полкан убежал за казаками в ночное, она, недолго думая, ухватилась за осиновый кол, осторожно, чтобы не повиснуть на плетне, перевалила через него свое располневшее тело и тихо, словно блудливая кошка, подкралась к дверной щели. Там, на высоко взбитой постели, лежал бородатый и худой человек. У Агашки от страха екнуло сердце. Самое жуткое было то, что этот похожий на мертвеца дядя хлебал из белой эмалированной миски какую-то красную, похожую на кровь, жидкость и закусывал белой пшеничной ватрушкой. Иногда отламывал кусок мякиша и макал в миску.