Примерно за полгода до того, как всё началось, а началось в первых числах февраля 1987 года, отец как-то вечером попросил сына сходить за почтой. Сын спустился на лифте с 14 этажа на первый, взял из почтового ящика газету «Вечерняя Москва» и поехал наверх. На седьмом или восьмом этаже лифт остановился и в него вошёл незнакомый мужчина. Он о чём-то спросил мальчика и, выходя несколькими этажами выше, вложил что-то в один из нагрудных карманов подростка. Мальчик же продолжил свой подъём на 14 этаж.
Вернувшись в квартиру, мальчик показал «подарок» родителям. Это был крест-накрест перевязанный ниткой небольшой пакетик. Развернули. Там оказались бумажные деньги: две пятёрки, одна трёхрублевка и три рублёвые купюры. Всего 16 рублей. Стали думать, что с ними делать. Знакомые предостерегали: на такие деньги покупать ничего не следует! Положили деньги на лоджию и почти забыли о них. Но как-то возникла необходимость и на эти подозрительные купюры купили бутылку водки, банку сгущённого молока и что-то ещё. Покупку испробовали во время семейного торжества. Вскоре всё и началось.
Ко времени рассказа о необычном случае обитатели этой трёхкомнатной квартиры уже прошли огонь и воду, причём отнюдь не в переносном смысле. Наступила стадия «медных труб»: начали летать вещи, появляться записки угрожающего содержания… К тому же прокурор Перовского района Москвы возбудил уголовное дело по части 2 статьи 149 Уголовного кодекса РСФСР (умышленное уничтожение или повреждение личного имущества граждан, совершённое путём поджога). Ситуация была крайне накалённой.[9]
Итак, я позвонил в квартиру в начале седьмого вечера 23 марта. Трубку снял глава семьи. Сообщил, что записки летают стаями: «Приезжайте, ваши уже получили!»
Когда я приехал, там уже были двое моих коллег, физиков по образованию. Меня, конечно же, более всего заинтриговали полученные ими записки. Едва раздевшись, я попросил показать их мне. Но мои коллеги как-то очень уж настойчиво отклоняли все мои притязания проникнуть в их жгучую тайну. При этом они смущённо отводили глаза в сторону, неумело переводя разговор на другое. Мальчик же, «виновник» всех этих безобразий, с видимым удовольствием вертелся возле взрослых.
Это был весьма раскованный в обращении со взрослыми подросток. Сразу по моём приходе он занялся мною. Прошло минут десять-двенадцать. Мальчик вышел из комнаты, отсутствовал минуты три. Вошёл со словами: «Дядя Игорь, кажется, и вам записка пришла!» Пошёл в прихожую, я за ним. Под дверью лежал скомканный лист бумаги. Мальчик вручил его мне.