— Показать? — спросил я, берясь за пуговицу.
— Верю. То же очень странно смотрится в еврейском государстве.
— Э, — говорю, — ты по-прежнему совершаешь старую ошибку. Проблема в том, что существует вечная путаница между понятиями еврей как вера, и еврей как национальность. Там, за границей, это смешивается. А у нас, в Израиле, происходит создание нового народа — израильтян. Все приехавшие перестают быть евреями и становятся марокканцами, русскими, румынами и тому подобное. Спроси любого, он тебе обязательно разницу разъяснит. Так я по своим побуждениям и реакциям намного ближе еврею, происходящему из Киева или Минска, чем из Касабланки, но вполне способен ужиться с ними обеими. А вот дети их и внуки, прекрасно помня откуда они происходят, считают себя израильтянами и у них нет особых барьеров между разными общинами.
Настоящими евреями в Израиле остаются только разные хасиды, которые никак не желают становиться одним народом с остальными, и для которых главное подчиняться своему духовному наставнику. К жизни страны они имеют очень мало отношения и слава Богу. В их, живущем исключительно по законам Торы, государстве я бы вряд ли ужился. Я никогда не стану евреем, и честно говоря, совершенно не чувствую желания им стать, но в общении с, — я ткнул пальцем в Роберта, — разными американцами и прочими народами, я всегда буду на стороне евреев, потому что это моя страна и я представитель израильского народа. А вот во внутреннем общении я вполне имею свою отдельную точку зрения, и хотя не трещу о ней на каждом перекрестке, все, кого это касается, о ней прекрасно знают.
— И, тем не менее, эти твои командиры батальонов Замир с Абдулом и неформальная связь с депутатом Кнессета Виктором Канавати, — он показал кивком на стол, где тесной компанией сидели обсуждаемые. — Нет, я понимаю, что для витрины израильской демократии требуется подобный экземпляр, как ты, но ведь с Исраэлем Эльдадом ты общался не только для демонстрации, даже после его отставки продолжаете встречаться, а ведь премьер-министр его сильно недолюбливает. И при этом особенно
интересно, что лично Бегин приказал оставить тебя в покое, когда американцы сильно давить начали, но и в армии, многие давали на тебя самые лучшие отзывы.
— Как интересно, — подумал я. — Это поэтому я и в Корею угодил? Оказывается, мне одолжение сделали, только забыли об этом сказать…
— Ты каким-то образом умудрился сохранить хорошие отношения, как со старыми кадрами, так и с новым поколением. Причем, что касается нового, то на сегодняшний день, выходцы из твоего батальона и бригады занимают несколько десятков постов среднего уровня во всех родах войск. Он подумал, — Нет, в авиации еще никого нет. А ты у них, до сих пор, старший офицер, не по званию, а по авторитету. Даже со склочником Шейнерманом, по-прежнему, в дружеских отношениях.