Они по-прежнему бежали: Голлум впереди, шлепая ногами, шипя и ругаясь; Бильбо позади, по-хоббичьи неслышно. Вскоре они оказались в таком месте, где, как запомнил Бильбо по пути вниз, от основного коридора отходили боковые. Голлум тут же принялся их считать.
— Один слева, да-с. Один справа, да-с. Два справа, да-с, да-с. Два слева, да, да-с. — И так далее в том же духе.
По мере того, как цифры росли, он все сильнее трясся, а голос его становился все плаксивее — озеро осталось далеко-далеко внизу, ему становилось страшно. Тут уже могли встретиться гоблины, а он без кольца. Наконец Голлум остановился перед узким отверстием, слева, если смотреть по ходу движения.
— Семь справа, да-с! Шесть слева, да-с! Тот самый. Ведет к черному ходу, да-с.
Он заглянул внутрь и отшатнулся.
— Мы не смеем туда соваться, радоссть, не смеем. Там гоблины, да-с. Страсть сколько гоблинов. Мы их чуем. Шшш!
— Шшто будем делать? Ешь их и режь их! Мы должны подождать здесь, радоссть, подождать и посмотреть.
Это был тупик. Голлум вывел-таки Бильбо к выходу, но сам его и загородил — сидел в проходе, свесив голову между колен, и медленно поводил туда-сюда холодно светящимися глазами.
Бильбо бесшумней мыши отделился от стены, однако Голлум сразу напрягся, принюхался, глаза его позеленели. Он тихо, угрожающе зашипел. Голлум не видел хоббита, но насторожился — кроме зрения у него были обоняние и слух, обостренные жизнью в темноте. Он пригнулся, уперся передними лапами в пол и выставил голову, почти касаясь носом камня. Хотя Бильбо различал лишь черную тень в блеске зеленых глаз, он видел или чувствовал, что Голлум изготовился к прыжку.
Хоббит почти перестал дышать и застыл, как камень. Его охватила отчаянная решимость. Надо выбраться из ужасной тьмы, пока остались хоть какие-то силы. Надо сражаться. Ударить это гнусное создание клинком, чтобы потухли страшные глаза. Оно же хотело его убить!.. Нет, нечестно. Он теперь невидим. Голлум без меча, к тому же пока впрямую не покушался на его жизнь. И потом он такой жалкий, одинокий, обездоленный.
Неожиданное понимание, жалость, смешанная с ужасом, всколыхнулись у Бильбо в сердце: ему представились бесконечные неотличимые дни без света и надежды на лучшее, жесткие камни, холодная рыба, шнырянье и пришепетывание. Все эти мысли пронеслись в мгновение ока. Его передернуло. И тут, в приливе внезапной силы и решимости, он прыгнул.
Не очень высоко по человеческим меркам, зато в неизвестность. Прямо через Голлума он прыгнул, на семь футов вперед и на три вверх, не ведая, что еще дюйм — и размозжил бы голову о низкий свод арки.