Бабушка не утерпела:
— А какая у него семья? Как они тебя приняли?
— О, Бабушка, я забыла сказать! Они все — чудные! Когда я вошла, его мама сказала: «А вот и симпатия нашего Джима», а его папа сказал: «Рад вас видеть. Делайтесь королевой вечера!» И все мне улыбались. Папа, Джим и его старшин брат танцевали со мной. Были и другие, много гостей. Я им пела, и всем понравилось. Знаете, Бабушка, я вспоминаю этот вечер, и я ужасно счастлива!
— Теперь спи. Если не сразу заснешь, то повторяй молитвы. Благодари Бога, Лида. Ты видела счастье в жизни.
На другой день Ама, чьи мысли были все грешнее и все хуже, пришла работать для миссис Парриш. Она сидела на полу, на циновке, и, углубленная в свои мысли и работу, против обыкновения не разговаривала, а как-то зло молчала. Иголка, нитки, ножницы, наперсток — все металось и сверкало в ее руках. Лицо ее было склонено над работой.
Бабушка сидела около, подготавливая работу для себя и для миссис Парриш. На ее вопросы Ама отвечала кратко. Во время завтрака она отказалась от пищи.
— Ты сердита сегодня, Ама?
— Что ж, когда я сержусь, я работаю лучше.
— Но что с тобой?
— Я огорчаюсь. — Она ниже наклонила голову и стала шить с такой быстротой, что ее игла сломалась надвое.
— Постой, Ама, — уговаривала Бабушка, — отдохни немного. Поешь. Отложи работу. Посиди спокойно.
— Я не могу сидеть спокойно. Я огорчаюсь.
— О чем ты так волнуешься?'
— Об одной монашке. О той самой, которую я больше всех не люблю.
— Но это нехорошо. Как это так — вдруг не любить сестру монашку.
— А вот и не люблю. Эта сестра Агата как увидит меня, то и начинает размышлять вслух — христианка я или нет. Она посмотрит на меня кротко и скажет обязательно что-нибудь неприятное, и чем неприятнее, тем лучше у ней голос: «Сестра Таисия, — она скажет, — помнишь ли ты, что имеешь бессмертную душу? Старайся ее спасти». Потом вздохнет глубоко и скажет: «Работай с миром! Я помолюсь о тебе!» — «Что ж, — я как-то ответила ей, — давай вместе читать „Отче наш“ наперегонки. Я прочитаю три раза, пока ты успеешь прочитать один раз». А она закачала головой: «Вот, вот… Это я и имею в виду».
Ама стала сердито почесывать в голове тупым концом иголки. Потом спохватилась:
— Я не должна этого делать. «Оставь голову в покое. Забудь, что у тебя есть голова», — сказала бы сестра Агата.
Ама вздохнула и продолжала рассказ о своем огорчении.
— Вот что случилось. Сестра Агата была послана в деревню, в миссию, с поручением. И вот она исчезла — и туда не пришла, и сюда не вернулась. Ходят слухи, что она и еще другие католики захвачены хунхузами в плен. Может, их мучили, может, уже убили. Мать игуменья распорядилась: для всех нас добавочные молитвы о спасении сестры Агаты и о ее благополучном возвращении в монастырь.