Мы не знали, что и сказать.
Потом выкатился Жан-Поль. Белые брюки в широкую желтую полоску. Розовые носки. Туфель не было. Кудрявые каштановые волосы не нуждались в расческе. Он чесал грудь под рубашкой. Точнее, под футболкой, рубашка отсутствовала. В отличие от брата, он был очень крупный и весь розовый. Даже красный. Этот красный колер на его лице то линял почти до белизны, то разгорался с новой силой.
Нас представили друг другу.
— А, — повторял он при этом, — а, а.
И вдруг встрепенулся:
— Где Модар?
Оглянулся и увидел Модара, укрывшегося в уголке.
— Опять прячешься, да? Черт побери, хоть бы что-нибудь новенькое придумал.
С этими словами он опять кинулся в спальню и захлопнул за собой дверь.
Модар легонько кашлянул, а мы налили себе еще винца. Оно было отличным. Жизнь была хороша. В кругу этих людей удобно считаться писателем, художником или танцовщиком, можно позволять себе все что угодно — сидеть, стоять, дышать, пить вино и делать вид, что мир у тебя в кармане.
Опять ввалился Жан-Поль. Мне показалось, что он обо что-то ударился — остановился, потер плечо, почесался и снова двинулся вперед. Дойдя до стола, он стал размеренно ходить вокруг него, восклицая:
— Все мы тут с дыркой в жопе, правильно? Ну, у кого дырки нет, объявись!
Джон Пинчот толкнул меня локтем в бок:
— Гений, правда?
А Жан-Поль все кружил по комнате и орал:
— Все мы с дыркой в жопе, так? Вот здесь, посередке, так? Говно ведь отсюда вываливается, я правильно рассуждаю? По крайней мере, мы каждый раз ждем, что это произойдет. Что мы без говна? Нет нас! Сколько же мы за свою жизнь высираем, а? И все идет в землю! Реки и моря насыщаются нашим говном! Мы мерзкие грязные твари! Ненавижу! Каждый раз, вытирая задницу, я ненавижу человечество!
Он остановился, взгляд его упал на Пинчота.
— Тебе ведь денег надо, правильно?
Пинчот улыбнулся.
— Ладно, недоносок, найду я тебе денег, — сказал Жан-Поль.
— Спасибо. Я вот как раз сказал Чинаски, что вы гений.
— Заткнись!
Жан-Поль обратил свой взор на меня.
— Что мне у тебя нравится, так это умение взбудоражить. Тех, кто в этом нуждается. А им несть числа. Оставайся таким же святым идиотом, и в один прекрасный день услышишь звоночек из самого пекла.
— Уже слышал. И не раз.
— Ба! От кого же?
— От старых подружек.
— Ты меня разочаровал, — простонал он и опять заколесил вокруг стола, расчесывая пузо. Наконец, описав последний, самый большой круг, он вырулил в спальню, захлопнул за собой дверь и затих.
— Мой брат, — сказал Анри-Леон, — неважно себя чувствует. У него неприятности. Я наполнил стаканы.