— Ты что такой грустный?
— Да так, старики, расстроили немного.
— Это чем же?
— Да так, боятся, как бы чего плохого не началось.
— Их понять можно.
— Может быть.
— Не может быть, а точно. Жили, работали, вот готовились, наверное, на Олимпиаду сходить, а тут на тебе, комендантский час на улице, кругом военные с техникой. Поневоле будешь волноваться.
— Я как-то не задумывался.
— Ну и зря. Ведь, по сути, все изменилось. Понимаешь все. Не только история, а судьбы миллионов людей. Не родятся те, кто родились, умрут, те кто не должен. Все будет по-другому. Ты же сам мне рассказывал, что вошел контролер в трамвай, а ты знал, что это произойдет, а теперь все иначе, каждый шаг, слово, поступок приведет к новой истории. Все по по-другому, потому что история сделала такой прыжок в сторону, что даже если отступиться, вернуть все назад невозможно.
— Это да, но ведь иначе и не могло быть. Я сам шел к этому.
— Значит нечего об этом сожалеть. Обратной дороги нет, а значит нечего оглядываться назад и вспоминать прошлое. Надо смотреть и думать о будущем. Чтобы оно было таким, каким мы о нем мечтаем.
— А каким оно должно быть?
— Ты меня об этом спрашиваешь?
— И тебя и себя. Кто мне скажет, какого будущего я жду? Я и сам не знаю и не ведаю, каким должно быть это будущее. Знаю, что другим, светлым и хорошим, только это все слова. Абстракция, вроде сказки, где все живут в мире и счастье. Только в жизни всё иначе. Мир — это люди, а их невозможно в одночасье сделать другими, стать добрее, чище, лучше, чем они есть на самом деле. Злоба, зависть, стяжательство, злые помыслы, всё это будет жить в людях всегда. Другое дело, как сделать так, чтобы люди, живя в мире, который мы начнем строить, стали понимать, что надо жить иначе, и становились лучше, делая и мир вокруг себя другим, таким, о котором мы мечтаем.
Ира посмотрела на меня и произнесла:
— Иди, мойся, и ложись, а вообще я тебе так скажу, надо больше думать, а меньше жить эмоциями.
Я посмотрел на неё и понял, как она права, и пошел в ванну.
Утром за нами пришла машина, и мы уехали на работу. Начинался день новой истории великой страны.
Работы действительно сразу навалилось столько, что можно было работать двадцать четыре часа в сутки и все равно времени не хватало. Больше всего меня поразило то, как быстро были сделаны шаги по реорганизации управленческого аппарата. В течение первых нескольких дней буквально один за другим выходили всевозможные постановления, указы, приказы и другие руководящие документы Государственного Комитета по Чрезвычайному положению. Значительная часть из них касалась перестройки структур управления государством. Опять неожиданно вспомнили о Совнархозах, которые одно время использовались в структуре управления промышленностью и строительством. Я не очень хорошо знал достоинства и недостатки Совнархозов, но понимал, что по всей видимости, это было сделано в качестве меры, позволяющей иметь повод для самой реорганизации, как партийных, так и государственных структур. Другого объяснения я не видел.