Наконец вихрь воспоминаний остановился и ручка, выпавшая из рук и скатившаяся со стола, вернула меня из грез на землю.
— Да, — подумал я, — почти как в кино. В этот момент я снова вспомнил вчерашнего старика на скамейке и подумал:
— Так что же мне делать, ведь я и впрямь стою перед выбором, как поступить в этой жизни. Впрочем, для себя я уже сделал выбор, просто не хотел самому себе признаться в этом и потому делал вид, что раздумываю. Конечно, оставить все как есть было бы неразумно. Остаться в пятьдесят с небольшим у разбитого корыта, совсем не хотелось, а вот изменить свою жизнь, воспользоваться всем тем, что я знал и попытаться стать в той, далекой, как сейчас казалось жизни, совершенно другим человеком, было для меня весьма и весьма заманчивым.
Я посмотрел на исписанный именами и датами лист бумаги и, скомкав его, произнес, — ерунда все это. Жизнь, какая бы она ни была, прожита, и если бы в ней можно было что-то изменить, то не стал бы тем, кем я стал, дряхлым, больным человеком. Ничего в этой жизни изменить нельзя, что суждено, то и свершиться, недаром народная мудрость гласит, кабы знать, где упасть, соломку бы подстелил. Даже если изменить что-то, то произойдет другое и возможно более худшее, чем то, что было, так зачем менять, если все равно неизвестно, что лучше, то, что со мной стало, или то, что будет? Таким философским вопросом я решил закрыть эту тему, пойти купить бутылочку и пригласить в гости кого-нибудь из друзей. Хотя сегодня,
пользуясь случаем, что родителей нет дома, лучше пригласить какую-нибудь девочку и устроить хороший отдых на двоих, а выпивку отложить на другой раз.
Я так и сделал. Полистав записную книжку, я провел взглядом по алфавиту и в тот момент, когда мой палец остановился на букве л, вдруг отчетливо вспомнил, что сегодня вечером у меня встреча с Лерой. Маленькая, хрупкая девочка с испуганными глазами в очках и длинной косой, которую она старательно заплетала и потом обвивала вокруг головы, как это принято на Украине. Зато когда она распускала её, и волосы распускались вдоль её тела почти до колен, это производило неизгладимое впечатление. Я познакомился с ней года два назад. Мы ехали в одном автобусе, и я случайно толкнул её, когда водитель резко затормозил. Книга выпала из её рук, а сама она чуть не упала, но я вовремя схватил её за талию рукой, в этот момент водитель снова резко затормозил, и она невольно оказалась в моих объятиях. Она была такая хрупкая, что я испугался, что сделаю ей больно, но продолжал держать, считая, что она может упасть. Она смотрела снизу вверх на меня и смущенно улыбалась, не в силах что-либо сказать. Наконец пауза затянулась, и когда автобус наконец остановился, я отпустил её и произнес: