— Тебе хорошо со мной?
— Конечно, а ты считаешь, что отвечу как-то иначе?
— Не знаю, просто я такая неопытная, мне всегда казалось, с тех пор как мы познакомились, что сделаю что-то не так, и ты скажешь, что я неумеха.
— Скажешь тоже, — я обнял её и поцеловал.
— Ты правду говоришь, или просто не хочешь меня расстраивать?
— Глупышка ты, честное слово. Но если честно, то с первого раза трудно определить, вот со второго, — я говорил это с иронией, а сам тем временем гладил её и целовал. Ира поняла меня с полуслова и радостная и счастливая, навалилась на меня и стала целовать.
Мы вышли на улицу ближе к трем часам. Пора было подумать насчет обеда, хотя мне больше хотелось попить холодного кваса или пива, а еще лучше искупаться. Ира предложила взамен принять на улице душ. Я так и сделал. Бочка установленная на четырех сваренных трубах, вокруг которых была привязана обычная клеенка, стояла прямо посреди участка. Вода была хотя и теплая, так как уже успела нагреться от солнца, но тем не менее подействовала на меня освежающе. Я умылся и, войдя на террасу с полотенцем в руках, увидел, как Ира умело шинкует репчатый лук. В походе я не заметил, чтобы она активно кашеварила, исключительно по графику. Сейчас же, у неё все словно крутилось и вертелось в руках. Под её ловкими движениями руками помидоры нарезались тонкими ровными кружками и красиво ложились на тарелку, поверх них такие же аккуратные дольки огурца и репчатого лука. В это же время на сковородке что-то жарилось, а чайник вот-вот должен быть закипеть. Она ловко приподняла крышку и помешала картошку, затем, сняв чайник, поставила на его место кастрюлю с супом.
— Как ловко у тебя все получается?
— Правда?
— Честно. Вот уж не думал.
— Почему?
— Не знаю, в походе ты, по-моему, не очень любила кашеварить?
— То в походе, а то дома.
— А как же слова из песни?
— Какие слова?
— Сегодня не личное важное, а сводки рабочего дня.
— Ты что с Луны свалился, какие сводки, — она рассмеялась, — садись лучше, сейчас обедать будем.
Я помог порезать хлеб и расставить тарелки. Достав привезенную бутылку коньяка, открыл и налил по рюмкам.
— За что пьем? — спросила Ира, подняв рюмку и пристально глядя на меня.
— За нас конечно, за любовь.
Мы чокнулись и поцеловались, а затем, чуть пригубив коньяк, стали обедать.
Сидя за круглым столом, покрытый скатертью, мы пили чай, добавив в него немного коньяка и ели кексы, которые как выяснилось, Ира испекла сама накануне. Я с набитым ртом, восхищенно бормотал, что-то относительно того, что это просто вкуснотище и тому подобное, а она смеялась и говорила, чтобы я пил чай, а то ничего не понятно, что я говорю, а сама, счастливая, продолжала смеяться.