Постучали, еще и еще. Храп за дверью прекратился. Еще постучали.
— Кто там? — послышался за дверью сонный мужской голос.
— Отоприте, граф, — отвечали золотые очки.
— Я спрашиваю: кто там? Какой черт? — сердито переспросили за дверью.
— По указу ее императорского величества отоприте! — торжественно выкрикнули золотые очки.
— Скажи, кто и зачем? — повторили за дверью.
— Могилевской уголовной палаты председатель Малеев и стряпчий Небосклонов, — был ответ.
— По какому праву?
— По высочайшему указу… Отпирайте немедленно, граф! Не чините противности указу ее императорского величества и не думайте скрываться: ваш дом и весь замок оцеплен стражею… Отоприте!
— Да дайте же мне и моему слуге одеться, — отвечали изнутри.
Действительно, немного погодя щелкнул замок у двери и дверь отворилась. Следователи вошли в спальню графа. Это была просторная, хорошо меблированная комната, с пунцовыми занавесками на окнах, с камином и стоящими на нем массивными бронзовыми часами, в виде рыцаря в шлеме и латах. Один простенок занимало большое венецианское зеркало, в котором во весь рост отражались вытянутые фигуры застывших от удивления драгун. По отражению в зеркале им казалось, что в комнату набралось человек двадцать.
Но что особенно бросалось в глаза в спальной графа — это богатая двухспальная кровать, стоявшая изголовьем к стене, с бледно-розовым кисейным пологом, закинутым на позолоченный балдахин. По обе стороны кровати, у изголовья, стояло по темному, отороченному бронзою шкафику, а на ковре, у кровати, с одной стороны брошены были голубые мужские туфли, а с другой, по-видимому, женские, крошечные, розовые. Но еще более останавливала на себе внимание сама постель: по форме вдавленности широкого матраца, а равно по измятости подушек, положенных рядом в изголовье, можно было видеть, что на постели этой спали рядом два человека…
Стряпчему Небосклонову это первому бросилось в глаза. Он так и впился в постель своими рысьими глазками… Неужели слуга спал вместе с графом?..
Он разом обежал всю комнату моргающими глазками. Граф, красивый, южного типа мужчина, в малиновом шлафроке, стоял у камина, гордо подняв голову и играя кистями черного шелкового пояса. За кроватью же у стены стоял бледный, как полотно, миловидный юноша с черными роскошными кудрями, в костюме турка, албанца или грека, в красивой фустанели.
— Извините, граф, что в такое время… — начал было Малеев.
— Что вам угодно? — вызывающе перебил его граф.
— Вот указ… До сведения его светлости, князя Григория Александровича Потемкина, доведено…