— О чем же указ, государь мой? — снова перебил его граф.
— Об учинении обыска.
— В чем меня подозревают?
— В выпуске фальшивых сторублевого достоинства ассигнаций.
— А! — презрительно заметил Занович. — Его светлость опоздал… не ту ноту взял, это не его дело… Я давно уже послал брата в Петербург заявить высшему правительству, что за границей жиды в огромных размерах занимаются выделкою…
— Подделкою, — поправил его Малеев.
— Да, подделкою российских ассигнаций и распространением оных, и брат мой, в намерении обнаружить сие злоупотребление в глазах российского правительства, приобрел таковых ассигнаций более семисот тысяч и ныне повез оные в Петербург, дабы явить верховной власти и тем избавить от ущерба казенный интерес… Вот все, что я счел за нужное сказать вам.
— Так-с… А этот малый кто же будет? — спросил Малеев, глянув на хорошенького юношу, трепетно стоявшего за кроватью.
— Это Антонио — мой камердинер… Я его ребенком привез из Италии и очень привык к нему, как к родному, — отвечал граф, не глядя на юношу.
— Так-с, хорошо-с… Только уж извините, ваше сиятельство, — затрудняясь в словах, заговорил Малеев, — я не сомневаюсь в правдивости изложенного вами… но, по силе указа, исполняя святость долга и присяги, я обязуюсь литерально исполнить высочайший указ.
— То есть как же, государь мой, литерально?
— Насчет то есть обыска.
— Кого?.. Меня?
— Так точно, и вашего сиятельства, и слуги вашего, и занимаемого вами помещения… Хотя мне и тяжко, по питаемому мною к его превосходительству Симеону Гавриловичу Зоричу и к вашему сиятельству глубочайшему уважению, чинить обыск в жилище Симеона Гавриловича, тем паче что обиталище сие, так сказать, освящено временным милостивым пребыванием здесь священной особы ее императорского величества, однако, свято исполняя…
— Что ж, господин! — нетерпеливо перебил граф. — Ищите, дом в вашем распоряжении.
— Так-с, извините… государь мой… долг, служба… Эй, драгуны!
— Что прикажете, ваше благородие?
— Обыщите вон того малого.
— Слушаем-ста.
Драгуны двинулись со своих мест, гремя палашами. Юноша с криком забился в угол.
— Зачем же его? — вступился было граф.
— Как же-с… по указу.
Драгуны между тем ощупывали карманы юноши, который заливался слезами.
— Пустите! Пустите меня! У меня ничего нет! О, Езус Мария!.. О-ой!
— Ваше благородие! Да это девка, — заявил рыжебровый.
— Что ты! Пьян, что ли! — осадил его Малеев.
— Пьян! Али я бабьего тела не отличу? У меня, чай, руки, — обиделся рыжебровый.
— Что ты врешь спьяна?
— Спьяна! Да у меня маковой росинки во рту не было… с самого Могилева не емши, не пимши… ни синь пороху… а то спьяна!.. Вот сами пощупайте, чай, руки тоже…