Лошади рванули еще и еще, и возок быстро подлетел к станционному двору.
Фон Вульф и Ляпунова вышли из экипажа и направились на крыльцо станционного дома. К ним подошел сопровождавший их квартальный.
— Долго, господин барон, вы намерены оставаться здесь на станции? — спросил он.
— Нет, только пока заложат лошадей.
— Так приказывать запрягать?
— Прикажите, пожалуйста… Только в задний возок обратных до Москвы.
— А их превосходительство не поедут дальше?
— Нет.
— Слушаю-с.
Ляпунова и не заметила, как заложили лошадей. Она слишком поглощена была своим горем, чтобы думать об этом. Но когда прописана была подорожная фон Вульфа и когда она услыхала, как зловеще на дворе зазвякали колокольчики, встряхиваемые нетерпеливыми конями, сердце ее упало. Она бросилась на шею своему возлюбленному, да так и застыла. С трудом удалось ему вновь одеть и закутать ее.
Когда Вульф направился к дверям, она порывисто перекрестила его и вышла с ним вместе. У крыльца стояли две тройки, из которых головы одной были обращены к Москве, другой — по направлению к Смоленску.
Вид этот заставил побледнеть Ляпунову, и она чуть не упала в обморок, но фон Вульф поддержал ее, бережно довел, почти донес до ее возка и усадил, тщательно закутав ей ноги.
У ворот столпились ямщики и посторонние зрители и в недоумении смотрели на эти невиданные проводы.
Вульф поцеловал в последний раз свою печальную подругу, тихонько что-то шепнул ей, поцеловал Дуню и быстро уселся в свой возок, но уже рядом с квартальным.
— Трогай, с Богом! — крикнул этот последний, и тройка рванулась вперед.
Вульф оглянулся назад — ему махали платком. Он тоже вынул платок и стал махать.
Но тройка скоро повернула в сторону, и того маленького, мелькавшего в воздухе беленького платка не стало видно.
XIV. В ПЕТЕРБУРГЕ "СТРЯПАЮТ"
Прошло два года.
Фон Вульф продолжал оставаться за границей. Ляпунова же за это время успела сделаться вдовой. Толстяк «тиран» ее умер еще в 1791 году, через год после высылки Вульфа из России, и теперь Мария Дмитриевна предалась радужным мечтам: она надеялась скоро стать супругой своего обожаемого барона.
Но как это сделать? Ему возврат в Россию запрещен, ей же ехать к нему и неудобно, и страшно. Неудобство представляется в виде маленького сына Пети, который принадлежал она сама не знала кому, «тирану» ли мужу или очаровательному барону. Прислуга и все в доме называли маленького барина Петром Николаевичем, ибо законный муж мамаши маленького Пети был Николай Федорович Ляпунов, толстый, с картофельным носом генерал-майор; самой мамаше казалось, да и всем это бросалось в глаза, что маленький Петя не похож ни на папашу, ни на мамашу: "ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца"; впрочем, мамаша очень хорошо знала, на кого похож ее Петя, и знала, почему именно. Только три человека на свете знали это или догадывались: знала, конечно, одна мамаша, и знала наверняка; догадывались же — покойный «тиран» и фон Вульф. Последний потому и засажен был «тираном» в арестантскую при нижнем надворном суде и обвинен в самозванстве.