Он полез в карман и достал измятый пакет, который и положил на стол около секретаря.
— Вот оно-с, — сказал он, застегиваясь.
— Все? — спросил первоприсутствующий.
— Все-с.
— Можете идти.
Приятель Пестеля юркнул в дверь, словно мышь в нору.
— Жулик отъявленный, — заметил первоприсутствующий, — теперь остаются девочки… Введите Лебедеву, господин секретарь… Ведь это совсем дети.
Секретарь вышел, и тотчас же в дверях показалось смущенное веснушчатое личико Маши. Она остановилась и потупилась.
— Подойдите, милая, поближе, — ласково сказал первоприсутствующий, — не бойтесь, говорите смело все, что знаете.
Маша сделала несколько шагов и заплакала; слезы так и закапали сквозь пальцы, которыми она закрыла раскрасневшееся лицо.
— О чем же вы плачете, милая? Скажите только все, что знаете о намерении генеральши Ляпуновой тайно обвенчаться с иностранцем Вульфом.
— Я ничего не знаю, — всхлипывала девушка, — меня Марья Дмитриевна посылала в Сетунь для встречи Вульфа… я и ездила, не посмела не поехать, она мне как мать… потом мы все поехали в Знаменки венчаться, а батюшка не согласился… Тогда мы поехали в Городище и там распрощались, мы с Марьей Дмитриевной и с Дуней Бубновой уехали в Москву, а он, Вульф, остался там. Разговоров я их не понимала, потому что они говорили по-французски… Потом нас взяли…
— Перестаньте же плакать, — уговаривал ее председатель, — ведь все уже… Сейчас вас освободят, вы тут ни при чем…
— Как ни при чем! — продолжала рыдать девушка. — Я потерпела поносное заключение… две недели… в тюремном замке… Не ведая за собой никакого… криминального дела… Я девушка благороднорожденная… я чувствую всю тягость причиняемого мне бесчестия…
— Полно же, милая! — подошел к ней первоприсутствующий. — Идите себе с Богом, вы свободны… Господин секретарь! Прикажите ее вместе с подругой отправить домой в карете с должной честью… Идите же, милая.
Маша вышла вместе с секретарем.
— Ну, посмотрим теперь на сержанта, — улыбнулся первоприсутствующий, нюхая табак.
У порога показалась зардевшаяся рожица юного сержантика. Дуня была все в том же маскарадном уборе и такая же, как и была, хорошенькая.
— А! Здравствуйте, господин сержант! — невольно рассмеялся первоприсутствующий. — Как поживаете? Какого полка?
Дуня окинула всех своими большими серыми глазами и, видя добродушные лица старичков, с любовью, как на шалуна ребенка, глядящих на нее, невольно улыбнулась, сверкнув своими перламутровыми зубами, и эта; улыбка как бы говорила: "Да какие же Они все смешные!"
— Ну, господин сержант, что вы нам хорошенького скажете? А? — допрашивал ее "старикашка с табачным носом", как после называла его Дуня. — А?