– А что, есть какая-то разница? – раздраженно бросила Нора.
Он ответил спокойным взглядом.
– Мне нужно идти и точно определить все повреждения коляски. И я голоден. Скорее всего сначала поем. Хочешь пойти со мной?
– Ни за что. Я собираюсь переночевать в деревне.
– Как пожелаешь, – пожал плечами Ричард и, открыв дверь, спустился вниз и прошел из распивочной в обеденный зал, откуда доносились аппетитные запахи. Он вдруг вспомнил, что ничего сегодня не ел.
Что она сделает? И что он найдет, вернувшись наверх? Пустую комнату, посреди которой стоит его саквояж? Или она решит остаться?
Ему было не по себе. Давно он не испытывал такого потрясения.
Ричард занял маленький столик у окна и заказал ветчину и яйца с картофелем и тостами. Он не хотел видеть, как Нора уходит, не хотел чувствовать ответственность за нее, если она все же уйдет.
Господи, да какую вообще ответственность он должен за нее нести? Если не считать вопроса десятилетней давности, терзавшего его все эти годы.
Она уйдет и, возможно, исчезнет навсегда. И вероятно, даже не захочет занять свое место в дилижансе. Тогда он больше ее не увидит.
Последняя мысль оказалась на удивление панической. И он презирал себя за эту панику.
Ричард давно изжил все чувства к Норе. А это было нелегко: уж очень сильное и постоянное воздействие она имела на его жизнь. Его настоящее и будущее навсегда определено тем, что случилось между ними.
Даже если она навечно исчезнет из его жизни, этого будет недостаточно.
Он надеялся, что она уйдет. Надеялся, что не увидит ее ни сегодня, ни завтра утром. И вообще никогда.
– И пришлите то же самое моей жене вместе с чайником чая, – услышал он свой голос, когда официант поставил перед ним еду. – Если она захотела посмотреть на празднества, отнесите тарелку обратно на кухню, и пусть один из слуг позавтракает за мой счет.
Нора не ответила на его вопрос насчет денег. Но он знал так же точно, как если бы обыскал ее кошелек, что у нее нет ни пенни. Бывшая хозяйка скорее всего отказалась отдать жалованье, когда Нора уволилась.
Но какое ему дело до этого? Впрочем, он надеялся, что она нищая. Пусть голодает!
Однако совесть по-прежнему не давала ему покоя. Черт бы все это побрал, он чувствует себя ответственным за нее! Опять все сначала.
Он не хотел злорадствовать. И его беспокоило то обстоятельство, что он способен испытывать столь ребяческую ненависть к кому-то, кого не видел целых десять лет.
Ричард взял вилку, но тут же обнаружил, что напрочь лишился аппетита.