Тем не менее нельзя было усмотреть в найденной бирке один из ходов Большой Игры, уж слишком вызывающим и топорным выглядел бы такой ход. Да и в Братстве Камои состоят не такие простаки, чтобы позволить себе подобную глупость: прихватить с собой улику против своего нанимателя. История тонга уходила в глубокую древность, и его дела были окутаны непроницаемой тайной. Заплативший Братству за убийство мог быть уверен, что ему гарантировано соблюдение величайшей осторожности. Вероятно, роль, отведенная бирке, в том и заключалась, чтобы свалить вину на Анасати.
Хокану поднял на Люджана озабоченный взгляд:
— Ты думаешь, к этому нападению и в самом деле приложил руку властитель Анасати?
В его словах явно сквозило сомнение. Да и Люджану находка столь красноречивой улики, очевидно, внушала кое-какие подозрения, и он уже набрал полную грудь воздуха, собираясь ответить.
Но прозвучавшее имя властителя Анасати пробило заслон летаргии, в которую была погружена Мара.
— Это дело рук Джиро?! — Она резко отвернулась от тела Айяки и увидела красно-желтую бирку в руке Хокану. Устрашающая гримаса ярости исказила ее лицо. — Так пусть же все Анасати обратятся в пыль на ветру! Их натами будет утоплен в нечистотах, а их души поглотит тьма. Они не дождутся от меня такого милосердия, какое я выказала по отношению к реликвиям Минванаби!
Руки Мары сжались в кулаки. Невидящим взглядом она уставилась в пространство между мужем и военачальником, словно там мог возникнуть во плоти заклятый враг, вызванный силой ее ненависти.
— Но даже этим не смыть кровь моего сына! Даже этим.
— Возможно, властитель Джиро и не причастен к преступлению, — осторожно попытался Люджан воззвать к ее здравому смыслу, но горе лишило его голос привычной твердости. — Ведь убийца целился в тебя, а не в Айяки. В конце концов, мальчик — племянник властителя Анасати. Нанять Жало Камои мог любой из врагов императора.
Но Мара, казалось, не слышала.
— Джиро ответит. Мой сын будет отомщен.
— Ты возлагаешь вину на Джиро? — повторил Хокану свой вопрос, обращенный к военачальнику.
То, что молодой наследник Анасати, даже получив мантию и власть отца, не сумел преодолеть старую обиду, говорило об упрямстве и какой-то ребяческой кичливости. Зрелый ум не стал бы лелеять бессмысленное озлобление, но властитель Анасати вполне мог поддаться искушению показать всему миру, чьей рукой подписан приговор Маре.
Однако поверить в такое объяснение было бы крайне опрометчиво. С тех пор как Мара стала Слугой Империи, ее слава и могущество безмерно возросли. Хваленая мудрость Джиро действительно могла порой изменять ему, когда дело касалось Мары, но наверняка не в такой мере, чтобы навлекать на себя гнев императора.