– Да, они сказали мне, что вы глупцы и что я не должна слушать ваших красивых слов и доверяться вашему милосердию…
Эта речь лилась словно сама по себе, выражая горделивый вызов и душераздирающую печаль. Наконец Катарина дошла до заключительных слов:
«Я могла бы обойтись без своего боевого коня, я могла бы ходить в юбке, я могла бы примириться с тем, что и знамена, и трубы, и рыцари, и солдаты пройдут мимо и забудут обо мне, как о других женщинах. Но если бы только я могла слышать, как шумит ветер в кронах деревьев, как поют на солнце жаворонки, как блеют на морозе маленькие ягнята и как звенят благословенные… благословенные церковные колокола, которые посылают ко мне ангельские голоса, плывущие вместе с ветром! Без этого я не смогу жить. И если вы хотите отнять все это у меня или у любого другого человека, я знаю – ваши намерения исходят от дьявола… А мои – от Бога».
Катарина чувствовала, что справилась со своей задачей, потому что стояла опустошенная, выжатая, как лимон, вся мокрая от пота, словно ее привязали слишком близко к огню. Она бросила взгляд в зал, предвкушая похвалу.
Но ответом ей была только тишина.
– Вы здесь? Скажите мне! – крикнула она. Молчание.
Она прошлась по сцене – раз, потом другой.
– Вы что, снова легли спать? Скажите же что-нибудь! – закричала она пронзительно и яростно.
Из темноты раздался голос.
– А что тут сказать?
Теперь он звучал ближе, чем прежде.
И вот из темноты, словно призрак, в боковом проходе возникла фигура. Человек снял шляпу и плащ и оказался в малиновой шелковой рубашке и свободных черных бархатных брюках. Даже при тусклом освещении глаза режиссера сверкали, а завитки серебристых волос струились по голове, словно волны в океане в тихую лунную ночь. Это был крупный мужчина с запоминающейся внешностью. Глядя на его серьезное решительное лицо трудно было поверить, что совсем недавно он насмехался над ней.
– Вы говорили, что хотите стать актрисой, – начал он, – и что вы приехали учиться у меня актерскому мастерству.
Его голос звучал не слабо и хрипло, это снова был сочный и уверенный баритон.
Катарина поняла, что сам Петрак сыграл перед ней спектакль. Ее охватило отчаяние.
– Неужели я так безнадежна? – воскликнула она. – Почему вы не хотите учить меня?
– Актерскому мастерству? – спросил Петрак.
Он подошел к сцене. Его голос звучал сердито, он пристально смотрел вверх, на нее.
– Я расскажу вам, что такое кулисы. Научу говорить так, чтобы ваш голос достигал самого отдаленного места на балконе. Я научу вас двигаться по сцене легко, едва касаясь пола, научу делать реверанс, как королева, а не то жалкое подобие, которое вы изобразили. Но что касается актерского мастерства…