Кат оставила его слова без внимания.
– У американцев есть информация о том, что из полиции скоро удалят всех инакомыслящих. Ты понимаешь, что это значит. Коммунисты смогут подавить любую оппозицию и склонять закон, как им заблагорассудится.
– Но если дело обстоит именно так, то в чем, по мнению мистера Ливингстона, могла бы заключаться моя помощь? – спросил Милош.
Кат взглянула на него в отчаянии.
– Когда-то тебе не нужно было задавать подобный вопрос! Она вошла в туалетную комнату, примыкавшую к спальне, сняла платье и остановилась, обдумывая, что бы надеть на ночь. У нее был большой выбор соблазнительного белья, и она никогда не прекращала свои попытки возбудить Милоша. Но он не отвечал ей. И вот теперь в нем проснулась ревность. Подозрения мужа оскорбили Кат. Однако ревность – это тоже проявление любви. Катарина решила, что вспышка Милоша, возможно, и есть долгожданный симптом пробуждения.
Она накинула тонкий пеньюар и нанесла несколько мазков французских духов, которые купила на черном рынке.
Когда Катарина вернулась в спальню, Милош все по-прежнему сидел на стуле и смотрел через окно на холодную серебристую ночь. Кат подошла к нему, позволив легким дуновениям воздуха распахнуть ее пеньюар.
– Ложись в постель! – сказала она. – Я тебя хочу! Его взгляд все еще был устремлен вдаль, в темноту.
– Если бы я даже и хотел, то все равно ничего не мог бы поделать, – ответил он.
«Для нас или для страны?» Ответ, который прежде остался невысказанным, возник в ее сознании, когда она легла в постель в одиночестве.
Когда Кат на следующее утро спустилась в столовую, горничная вручила ей конверт, адресованный им обоим: ей и Милошу. Внутри лежала сложенная записка, а в ней – визитная карточка Джина с печатью посольства. В записке была выражена признательность за их гостеприимство и извинения за столь ранний отъезд, «обусловленный неожиданными служебными обстоятельствами». Но Кат показалось, что несколько заключительных слов, на первый взгляд довольно невинных, были предназначены только ей: «Если я могу быть чем-нибудь полезен вам, пожалуйста, без колебаний звоните мне в любое время дня и ночи». В свете сделанного им признания его обещание выглядело не чем иным, как завуалированным призывом в его объятия.
Кат сунула письмо в карман и не стала упоминать о нем при Милоше. Проходя мимо одного из множества каминов, в которых в эти холодные зимние дни слуги поддерживали огонь, она бросила письмо на пылающие поленья и смотрела на него, пока оно не превратилось в черный пепел.
Но карточку Джипа с печатью посольства Катарина сохранила.