– Но я хочу купить ее. Уговорите меня.
– Нет, – ответила Tea, ужасно довольная собой.
– Почему «нет»?
– Потому что это может быть вам не по карману. Меня замучает совесть, если я уговорю вас купить вещь, которую вы не можете себе позволить.
За пятьдесят один год совесть ее ни разу не побеспокоила, но ему знать об этом было необязательно. Ее глаза заискрились весельем, она покачала головой.
– Я что, похож на человека, который не может позволить себе эту вещь? – величественно поинтересовался Оливер Кэссиди.
На этот раз она одарила его сочувственной улыбкой.
– Повторяю, я не продавец. Откуда мне знать.
– Так я вам говорю, – сурово ответил он.
В воздухе повисло молчание. Tea, в знак того, что не собирается его нарушать, вернулась к работе.
– Я куплю ее, – сказал наконец Оливер Кэссиди. – Но при одном условии.
Она подняла брови:
– М-м-м?
– Вы поужинаете со мной сегодня вечером. Уже открыто подшучивая над ним, она сказала:
– Вы уверены, что можете позволить себе две траты сразу?
Оливер Кэссиди наконец улыбнулся:
– Думаю, как-нибудь выкручусь.
– Ну что ж, хорошо, тогда от этого предложения я не могу отказаться. Я с радостью отужинаю с вами, мистер…
– Кэссиди. Оливер Кэссиди. Пожалуйста, зовите меня Оливер.
За покупку балерины я тебя как угодно назову, только скажи, подумала Tea, стараясь скрыть внутреннее ликование. Встав со стула, она вытерла руки о юбку. Что такое пара глиняных пятен, когда ты только что заключил мегасделку? Договор был скреплен крепким рукопожатием.
– Спасибо! Значит, договорились, Оливер.
– Он свинья, – сказала Дженни, еще не простившая Гаю его ехидные замечания накануне вечером. Неожиданно ощутив потребность в дружеском общении, она решила навестить мать и застала ее за сборами на свидание.
Tea в своей любимой блузке из темно-красного шелка и белой юбке в крестьянском стиле красилась, глядя в зеркало над камином. С легкостью, которая достигается только долгой практикой, она обвела глаза черным карандашом, увеличивая и подчеркивая контуры, как делала вот уже тридцать лет.
– Ты имеешь в виду этого парнишку-фотографа? – переспросила она, не очень прислушиваясь к ворчанию старшей дочери. – Предполагалось ведь, что он неотразим, или я что-то путаю?
– Это к делу не относится. – Дженни, равнодушная к физической привлекательности Гая Кэссиди, мрачно взглянула на нее. – А эта дурацкая бутылка вина стала последней каплей. Виновата, конечно, Максин, но он решил, что открыла ее я.
Tea подкрасила губы темно-красной помадой и еще пару раз брызнула «Мицуко» – на удачу. Бросив флакон в сумочку, она бодро заявила: